Простая история - [70]

Блайберг был чудаком и придерживался странных взглядов. Когда в отремонтированной Большой синагоге заново покрасили стены, все шибушцы были в восторге, и он один поднял скандал из-за того, что с потолка синагоги исчезли луна и двенадцать знаков зодиака — Шляйен закрасил их и нарисовал вместо этого нечто, напоминающее раскрытый зонтик. В конце концов, те фрески, за которые Блайберг был готов сражаться с оружием в руках, были созданы двести пятьдесят шесть лет назад, и с тех пор их не подновляли! Представители имперского управления, приезжавшие в Шибуш поздравить от имени кайзера жителей города с еврейским праздником, вполне справедливо могли бы обвинить шибушцев в том, что им не хватает благочестия, чтобы содержать в достойном виде собственный молитвенный дом! Какая удача, что удалось пригласить Шляйена, пусть даже он расписал внутренние стены синагоги в золотой и серебряный горох, как в пристанционном буфете. Но ведь в буфете стены были покрашены дешевыми водноэмульсионными красками, а в синагоге Шляйен использовал настоящие масляные краски, пожертвованные Борухом-Меиром и Цирл, и это гарантировало, что труд его сохранится для будущих поколений.

Осенью субботние вечера короче. Шибушцы все еще прогуливались и беседовали между собой, когда прибыла вечерняя почта.

Раздался отрывистый звук рожка, и во двор почтового ведомства въехала крытая повозка, из которой вскоре вышел почтальон с почтовым мешком на шее. У него были проницательные и холодные глаза, как у казначея благотворительного общества. Он обладал властью вручить или не вручить людям известия, от которых, возможно, зависела их судьба.

Жители городка молча стояли вокруг почтальона. Каждый прислушивался, не прозвучит ли его имя. Иногда почтальону приходило в голову пошутить, и он выкрикивал чье-то имя, а потом говорил: «Извините, но сегодня для вас ничего нет; может быть, завтра вам повезет». Когда человек разочарованно поворачивался, чтобы уйти, он вручал ему пачку писем! Но письма были запечатаны, и как было знать, что в них? Оставалось ждать появления на небе трех звезд, возвещающих о том, что Божья Суббота закончилась. Господь, однако, не спешил зажигать Свои звезды. Вероятно, последний час Субботы был Ему больше по душе, чем все шесть дней творения, или Он испытывал досаду из-за того, что Его дети с таким нетерпением ждут появления новой недели.

Так или иначе, запечатанные письма не вскрывали до исхода Субботы, а вот почтовые открытки и газеты можно было прочесть сразу.

В Шибуш приходило много разных газет — одни на немецком, другие на польском языке, некоторые на идише, часть из них шибушцам посылали родственники из Америки. Там, за тысячи миль от Шибуша, жили энциклопедически образованные люди, мечтавшие об одном — чтобы жители Шибуша могли узнать то, о чем их прадеды не имели представления. Пусть отец каждого из них прочел тридцать шесть томов Талмуда семь раз, а дед — семью семь раз. Что они знали в итоге? Множество волшебных сказок, только и всего, тогда как, посвятив всего час чтению газеты, человек сам становился источником знаний.

Кроме немецких и польских газет, газет на идише, почтальон привозил и газеты на иврите. Когда-то в Шибуше было довольно много подписчиков на последние, теперь же в город доставлялось всего два экземпляра газеты на иврите — один для Сионистского общества, другой для молодого человека, писавшего стихи на священном языке. Одному Богу известно, что внушило шибушскому юноше любовь к ивриту. Неужели он считал, что это выигрышный билет, который обеспечит ему богатство и славу?

Времена изменились. Веками евреи любили язык предков и берегли его, как драгоценность в своей короне. Не один Йона Тойбер, но и Себастьян Монтаг, самый замечательный гражданин города, в молодости написал статью на иврите. Он до сих пор расплывается в улыбке, вспоминая эту статью в журнале «А-магид», название которой представляло собой цитату из пророка Ишайи: «На Его великодушии человек держится». Но кто из молодых знает сейчас иврит? Ведь нынче все, как сионисты, так и социалисты, изучают только то, что может принести практическую пользу.

Популярность сионизма возрастала. Тем не менее со стороны Себастьяна Монтага не было тактической ошибкой цепляться за свои универсалистские взгляды: даже если предположить, что лет через пятьдесят или сто появятся сионистские политические деятели, столь же значительные, как он сам (один из которых, несомненно, будет его вторым или третьим перевоплощением), — обеспечивает ли сионизм простор его талантам на данном этапе? Эти соображения не мешали ему вести дружбу с сионистами, пить с их лидерами кармельское вино, доставленное из Палестины, шутить с ними, рассказывать им анекдоты, с которыми не сравниться их собственным, поскольку анекдоты Монтага были пронизаны еврейской ученостью и произносились звонким голосом. Себастьян был так музыкален, что иногда выступал в роли кантора в Большой синагоге, и это, как поговаривали в Шибуше, тешило его тщеславие даже больше, чем все его «небахлах». Короче говоря, если Себастьяну и было кого бояться, то скорее социалистов, чем сионистов.