Простая история - [39]

Для Берты эти слова звучали как музыка, а Гедалья опустил глаза и подавил вздох, молясь, чтобы его дом действительно был достоин рая. Его снова стал одолевать страх, что, коль скоро жизнь так добра к нему, на том свете он может оказаться и в аду. В то же время его радовал приход гостей. Известно, что духам семи цадиков, посещающих сукко каждого еврея в праздник Суккос, ничто так не импонирует, как гостеприимство!

Солнце садилось. Тень, которую сукко отбрасывало в восточную сторону, делалась все длиннее. Гости, помолившись, встали из-за стола и, возведя глаза к небу, воскликнули:

— Какой у вас прекрасный праздник, какая замечательная погода! Смотрите: когда евреи сидят в своих сукко, Бог посылает им солнечные дни!

Гедалья вышел из сукко, посмотрел на небо и с удовлетворением отметил:

— Никаких признаков дождя. Такого Суккоса у нас не было уже много лет. Поистине велика милость Господа к нам, грешным.

После вечерней молитвы семья опять села за стол в сукко. Гедалья открыл молитвенник, шепотом благословил души цадиков, как человек, которому поручено приветствовать почетных гостей и он боится быть слишком фамильярным.

Во время ужина несколько евреев из деревни пришли засвидетельствовать свое почтение молодоженам. Им тоже было предложено угощение. Отведав его, они скоро ушли.

Затем Мина удалилась в свою комнату, а Гиршл пошел прогуляться к сараям. Стах чистил лошадей и разговаривал сам с собой.

— Что я говорю, — продолжал он, увидев Гиршла. — Должно быть, Бог очень любит вас, что дает вам на праздник такую хорошую погоду… Вы, часом, не курите, хозяин?

Гиршл вытащил сигареты, дал одну Стаху, другую взял себе. Стах вернулся к своему занятию, рассуждая:

— Луна, пожалуй, далековато, чтобы нам прикурить от нее!

Он вытащил трут и кремень, высек искру и зажег обе сигареты.

XVIII

Закончился праздник Суккос, и Гиршл с Миной вернулись домой. Гедалья отправил с ними воз дров, картошки, капусты, снабдил их фасолью, бобами, свежими и сушеными фруктами и копченым мясом в таких количествах, чтобы им хватило на всю зиму. Цирл была права, когда сказала, что Мине нужен собственный дом, хотя бы для того, чтобы складывать подарки отца.

На окнах уютной квартиры висели белые занавески с красной полоской посередине, внизу подхваченные лентой. Таким образом, ее обитателям открывался треугольный мир за окнами. Мину, однако, он не интересовал. Зачем смотреть в окно, когда внутри так уютно? Они с Гиршлом, возможно, были не совсем счастливы, но и несчастными их назвать нельзя было. Жили они с комфортом и ни в чем не нуждались.

Однажды вечером приехал отец Мины. Дочь, сидя за столом, на котором горела лампа, вязала свитер. Гедалья посмотрел на нее и подумал: «Не прошло и трех месяцев, как она получила богатое приданое, и уже что-то вяжет себе». Он виновато спросил ее:

— Вам чего-то не хватает?

Мина положила вязанье на колени.

— Из лавки нам доставляют какао, кофе, сахар, рис, гречку, растительное масло, керосин. От вас мы получаем сливочное масло, сыр, яйца, кур. Что нам еще нужно?

Отец поглаживал свою бороду. Впервые за многие месяцы ему не нужно было никуда торопиться. Мало-помалу борода его распушилась веером и стала похожа на бороду императора Франца-Иосифа, только у того она была раздвоенной, а у него — лопатой.

Гедалья, у которого много накопилось на душе, не мог заставить себя высказать это. Как ни доволен он был Гиршлом и Миной, его не покидала тревога. Рано или поздно, не сегодня, так завтра, Великий Кредитор потребует, чтобы он вернул Ему долг.

Появилась Цирл, считавшая необходимым ежедневно узнавать, что у детей на ужин.

— В чем вы нуждаетесь, — заявила она, услышав разговор Мины с отцом, — так это в новом замке для кладовой, чтобы уберечь съестные припасы от вашей прислуги и ее друзей.

Когда Гедалья собрался уже уходить, пришли Гиршл и Берта. Зять пригласил родителей жены поужинать с ними.

— Почему бы не пригласить также родителей мужа? — предложила Мина.

Послали за Борухом-Меиром, и все вместе сели за стол. С тех пор всякий раз, когда Цимлихи приезжали к молодым Гурвицам, к ним присоединялись Цирл и Борух-Меир, и они хорошо проводили время в семейной обстановке.

Эти ужины действительно доставляли всем удовольствие. Сидя на новых стульях вокруг стола, беседуя друг с другом, родители Гиршла и родители Мины чувствовали, что хотя дома у них стало как-то пусто, зато семья их в целом увеличилась. И пусть обитые бархатом стулья в доме Боруха-Меира и Цирл выглядели более богато, чем плетеные венские стулья Гиршла и Мины, плетеные обладали тем преимуществом, что их легче передвигать.

— Обратите внимание, в какое время мы живем, — говорил Борух-Меир, просовывая пальцы через спинку стула. — В нынешних стульях больше дырок, чем соломы. Меня не удивит, если в конце концов их вообще станут выпускать без спинок.

Гедалья кивнул головой. У этого Боруха-Меира всегда найдется остроумное словцо!

Гиршл курил, развалясь, как герцог, а Мина возле него отмахивалась от дыма. Борух-Меир попросил у сына сигарету, несколько раз затянулся, поморщился и с презрением заявил, что никогда не мог понять курильщиков. Он стал осматривать свою бороду, не закоптилась ли она от сделанных затяжек.