Простая история - [35]

Белые свечи с ореолом красного пламени напоминали глаза, покрасневшие от слез. Внезапно порывом ветра одну из них задуло, что следовало бы считать плохой приметой. К счастью, ни родители Гиршла, ни родители Мины не заметили этого, не говоря о самом Гиршле — его мысли блуждали где-то далеко, ни на чем не сосредоточиваясь. Он переводил взгляд с раввина на сосуд с вином в руках его помощника, потом на медленно оплывавшие свечи… Он вспомнил, что не то читал, не то слышал об индуистской секте, в которой разводившихся мужа и жену сажали в комнате, где горели две свечи, по одной на каждого из них, и ждали, какая свеча погаснет первой. Если это была свеча мужчины, он немедленно уходил, чтобы больше никогда не вернуться, оставляя дом и все имущество жене. Точно так же поступала женщина, если первой гасла ее свеча.

И тут Гиршл перевел глаза на свечи под балдахином. Подруга невесты, которая держала погасшую свечу, покраснела и поспешно зажгла ее снова от другой свечи. Гиршл отвел глаза и задумался над тем, почему девушки обвязали свечи синими лентами — то ли потому, что они были сионистками, то ли это было сделано безо всякого умысла. «Наверное, если бы они обвязали их красными лентами, я решил бы, что они социалистки, — пришло ему в голову. — Видимо, они все-таки сионистки. Однако красные ленты пришлись бы мне больше по душе».

Раввин благословил молодых, после чего жениха и невесту повели в большую комнату, где было много людей. Мина почти никого не знала и не поднимала глаз. Гости принялись за суп, и раздалось чавканье. Еще будут поданы мясо, десерт. Всю свою жизнь Мина жила в уютном мирке, где никто никогда не чавкал. Свадебная церемония истощила ее силы, она нуждалась в отдыхе. Однако, хорошо воспитанная, она стала подходить то к одному, то к другому из приглашенных. Заиграли скрипки, и под их музыку гости продолжали весело есть. Раввин произнес свадебную речь, а Мина, сидевшая возле Гиршла, недоумевала, почему все твердят: «Любовь, любовь»… Нет, она ничего не имела против Гиршла, отнюдь. Но и до его появления ей жилось совсем неплохо.

После торжественного обеда была произнесена благодарственная молитва и каждому из гостей полагалось пройтись с новобрачной. Первым белый платочек взял раввин и, держа его за один конец, второй передал Мине, пританцовывая. Далее платок перешел в руки Боруха-Меира, затем Гедальи, почетных гостей и всех остальных. Потом мужчины танцевали с мужчинами, женщины с женщинами, пока не ушел раввин, и тогда все, мужчины и женщины, стали танцевать вместе. Свадебный шут слагал смешные вирши, музыканты играли на скрипках, Гильденхорн, Курц, Мотши Шайнбард, Лейбуш Чертковер и другие гости подшучивали друг над другом.

Вот уже бледный рассвет просочился сквозь оконные стекла. Свечи стали гаснуть, а гости — вставать и уходить. Последними поднялись Мина и Гиршл. Хазан и хор спели им прощальную песню, а Гильденхорн проводил новобрачных до их нового дома.

XVII

Квартира молодоженов состояла из двух комнат и кухни, в которой спала прислуга. В комнате побольше бок о бок стояли две кровати, комод с большим настенным зеркалом над ним, круглый стол и шесть стульев, а также два шкафа — для одежды Гиршла и Мины. Кроме венских стульев с сиденьями из плетеной соломки, вся мебель была орехового дерева. Комната поменьше не имела специального предназначения и приберегалась для того времени, когда Бог даст супругам детей. По правде говоря, молодые вполне могли поселиться у Гурвицев, как и предлагала Цирл.

— Дом и стол, которые были достаточно хороши для Гиршла, — сказала она как-то в разговоре с Цимлихами, — должны быть хороши и для Мины.

Однако Софья Гильденхорн, которая присутствовала при этом разговоре и знала, что Мина не хочет жить с родителями мужа, заметила:

— Там, где хорошо двум, третий — лишний.

Цирл поняла намек и сняла для Гиршла и Мины небольшую квартирку.

Через неделю после свадьбы Гиршл вернулся в лавку. Он все еще не пришел в себя от перемены в его жизни. Ему было трудно сосредоточиться на работе, он рассеянно зевал прямо при покупателях, и те с улыбкой комментировали его поведение. Весь день проходил в ожидании вечера, а когда рабочий день кончался, он оставался в лавке, пока Цирл не напоминала ему, что пора домой.

— Вот, — говорила она, вручая ему пакетик с конфетами, — отдай это Мине.

Отнюдь не лишенная житейской мудрости, Цирл ничего не жалела для своей невестки.

Мина, судя по всему, обычно была рада Гиршлу, когда он возвращался из лавки, но порой ему казалось, что она сторонится его. Он знал, что женское сердце непостоянно, но так и не понимал, что заставляет ее сегодня радоваться, а завтра замыкаться в себе и дуться на него. В такие моменты он сам приходил в дурное настроение, на что она реагировала грустным молчанием. «Если ей так нравится, — думал Гиршл, — посмотрим, сколько она выдержит!» Он принимался испытывать ее: то вставал, то садился, противно скрипя стулом, но Мина становилась все печальнее, и вся комната наполнялась безысходной болью. Испуганный Гиршл против своего первоначального намерения возобновлял разговор с женой. Мина отвечала сначала неохотно, потом оживляясь и, наконец, с облегчением.