Невозможной? Ну окончательный вердикт на этот счет еще не был вынесен. Я решил попытаться доказать, что ситуация не так уж невозможна, и — клянусь Богом или дьяволом — мне это удалось!
* * *
Мы не станем задерживаться на том, что происходило в последующие ночные часы. Упомянем лишь то, что, когда солнце медленно поднялось на востоке, Шелл Скотт еще медленнее поднялся на западе и проделал четвертый поход к своему «кадиллаку» за очередной порцией эровита, рассчитывая, что в нем и впрямь содержится нечто чудесное.
Мы не станем делать пошлые ссылки на подвиги Геркулеса или Сизифов труд, а предоставим все вашему воображению, которое также может испытать немалое напряжение.
Наконец, мы проигнорируем тот факт, который хорошо известен страдающему мужскому полу, а именно, что ни одна женщина не способна хранить даже маленький секрет. Я больше ничего не скажу о происшедшем, ибо, хоть я и узнал, почему страдает мужской пол, рыцарство еще не до конца умерло во мне.
Однако хочу повторить еще раз: ребята, их было только десять.
Ну, одиннадцать, если считать Реджину, но, рискуя стать назойливым, предлагаю остановиться на десяти с половиной. Понимаете, дело было так…
* * *
Печенье раскрошилось — это звучит более поэтично, чем «Реджина Уинсом раскололась» — утром в понедельник, без четверти двенадцать.
Я вышел из ванной, где поливал голову холодной водой, не обнаружив в гостиной никого — кроме Реджины Уинсом. Она стояла в середине комнаты, теребя свой розовый свитер.
— Снова вы? — Я подошел к зеленой подушке и растянулся на ней.
Реджина выглядела совсем не так, как ночью, — впрочем, я, очевидно, тоже. Щеки ее покраснели, большие глаза ярко блестели. Она улыбалась, словно только что узнала, как это делается, и так этим увлеклась, что не могла остановиться.
— Шелл… — заговорила она, ее голос звучал, как верхний регистр гобоя.
— Да?
Реджина не ответила — она продолжала улыбаться.
Думаю, ее поведение было результатом промывания мозгов, проделанного самой жизнью, усталости, приближающейся к истощению, травмы, причиненной попытками выбора между раем и адом, чувством отчуждения от своих сестер по полу и ощущением того, что она отвергнута — не кем иным, как мною.
Реджина сбросила туфли, стянула розовый свитер, а потом медленно сняла с себя все остальное. Она была потрясающе хороша, а при обстоятельствах, хотя бы приближающихся к нормальным, выглядела бы в высшей степени сексуальной, чувственной и желанной.
Совершенно голая, Реджина стояла в нескольких футах от меня и по-прежнему улыбалась.
— Ну вот! — драматически произнесла она. — Я сделала это! Вы победили, Шелл!
— Я?
— Да. Но теперь я чувствую себя свободной. Это чудесно!
— Вы в самом деле выглядите чудесно — как прекрасный подарок, присланный в обычной запечатанной бандероли. Но, Реджина, в реальном мире, где мы с вами находимся, возникают иногда серьезные, а иногда маленькие и довольно смешные проблемы…
— Шелл, я так рада! Не думала, что буду так себя чувствовать! Я просто не могу дождаться!
— Чего?
— Ну, я ведь сделала это — сняла одежду. Я перед вами. Это то, чего вы хотели… — Улыбка слегка увяла. — Не так ли? — Да, конечно…
— Шелл, дорогой, возьмите меня!
— Взять вас? Вы имеете в виду… Да, полагаю, вы имеете в виду как раз это.
Так оно и было.
В результате Реджина Уинсом пробудилась от сна, увидела свет — и была спасена.
