Проснитесь, сэр! - [3]
Итак, дядя крутил педали, молился, и если бы ехал на настоящем велосипеде, то талес плащом развевался бы на ветру у него за спиной. Прикинув, что молитвы прочитаны наполовину, я быстренько нырнул под душ. Обычно по первому пункту своей утренней программы добрых пятнадцать минут я нежусь в ванне с эпсомскими солями, погружающими в размышления, о чем в данный момент мне пришлось позабыть.
Потом, еще не просохнув, завернутый в полотенце, я сделал спринтерский рывок к своей комнате, и в тот самый момент, когда закрывал за собою дверь спальни, дядина дверь открылась, он направился к ванной. Еле-еле успел спастись.
Дживс разложил на постели мою одежду: мягкие брюки цвета хаки, белую рубашку, зеленый галстук от «Братьев Брукс» с рисунком в виде брызжущих авторучек – традиционный наряд писателя.
– Спасибо, Дживс, – сказал я.
– Пожалуйста, сэр.
– Представьте, чуть-чуть не столкнулся в коридоре с родственником. Простоял бы под душем/ еще тридцать секунд – все могло обернуться иначе. Интересно, как судьба распоряжается, правда, Дживс?
– Да, сэр.
Уловив определенную холодность в его тоне, я продолжал развивать теорию:
– Всю жизнь нас от петли палача отделяют секунды.
– Да, сэр. Позвольте заметить, вы четыре дня не брились.
Обнаружилась причина холодности.
– Я бы сегодня побрился, Дживс, но был вынужден максимально экономить время. В лучшем случае у нас оставалось минут десять – пятнадцать. – Видно было, что Дживс по-прежнему болезненно переживает. Я пытался объяснить: – Это дядя поставил все с ног на голову, нарушив свое расписание. Обещаю обязательно завтра побриться.
– Очень хорошо, сэр.
Утешив его, я быстро оделся, не повязав галстук.
– Галстук, сэр, – напомнил Дживс.
– Времени нет.
– На галстук всегда есть время, сэр.
– Не могу рисковать, – заупрямился я.
– В данный момент ваш дядя только садится в ванну, сэр. По-моему, времени вполне достаточно.
– Нет, – отрезал я. – И хочу вам сказать, что не люблю заниматься йогой в галстуке. Особенно в такое жаркое время года. Отныне буду повязывать галстук после завтрака.
– Хорошо, сэр, – выдавил Дживс.
Сначала бритье, теперь галстук. Подрыв самой сути служебного долга уязвил его до глубины души. Бедному старине Дживсу выпало по-настоящему тяжкое утро в нашей домашней жизни; тем не менее он решил сохранять хладнокровие.
Я распахнул дверь своей комнаты, стремительно промчался по лестнице, пробежал через кухню, выскочил через парадное в маленький внутренний дворик.
В этом самом дворике я занимался йогой. В целом утреннее расписание (ванна, йога, старания не встречаться с дядей) должно было привести меня в нужное психологическое состояние – насытить душу водородными ионами (pH) до необходимой для работы над романом степени. Я, как правило, десять раз поклоняюсь солнцу, отчего начинает по-настоящему бурлить и плескаться кровь, потому что для этого надо встать, распрямиться, потом лечь плашмя на живот, а потом снова встать. Я обращаюсь лицом к востоку и падаю ниц перед солнцем, которое просачивается сквозь верхушки летних деревьев, освещая тысячи зеленых листьев, повторяющих форму глаза. Дядин дом удачно гнездится в уцелевшем уголке нетронутого леса. Я всегда говорил, что Нью-Джерси пользуется абсолютно незаслуженной репутацией самого красивого штата, но, естественно, ошибался, потому что в нем вырос.
В связи с нынешним утренним кризисом пришлось сократить число поклонений до одного, потом я лег на спину во дворике, который тетка часто подметала, – не рискуешь запачкаться, – закрыл глаза, сделал десять вдохов и выдохов, как всегда делаю после солнцепоклонничества. По-моему, медитация в лежачем положении на спине гораздо эффективней умиротворяет душу, чем сидячая в позе лотоса.
Впрочем, я бы с большим удовольствием медитировал по образцу Дугласа Фэрбенкса-младшего,[7] закинув пятки на колени, очень впечатляюще выглядя с жидкими усиками над верхней губой, хотя, на мой взгляд, через вытянутые ноги тяга в душе усиливается, как в каминной топке.
Как бы там ни было, единожды поклонившись солнцу, потратив секунд десять на медитацию, я вернулся на кухню, где обнаружил Дживса, который солнечным лучом просочился туда при моем появлении, что ему всегда прекрасно удавалось. Он появляется, исчезает и возникает, когда того требует обстановка на сцене.
– Какова дислокация противника, Дживс? – спросил я.
– Ваш дядя одевается, сэр. Судя по его поведению, у него вскоре назначена встреча.
– То есть он куда-то торопится?
– Да, сэр.
– Наверняка на какое-то экстренное собрание Национальной стрелковой ассоциации или Лиги защиты евреев.
– Возможно, сэр.
– Я, пожалуй, поем в своей комнате, Дживс. Знаю, это нехорошо, но таков наш единственный шанс.
– Согласен, сэр.
По утрам в Нью-Джерси я ограничивался чашкой кофе, куском поджаренного хлеба с маслом, стаканом воды и спортивным разделом «Нью-Йорк таймс», который, конечно, не ел, а читал. Что может быть приятней, чем мирно сидеть за кухонным столом, заучивая счет бейсбольных матчей, пощипывая жалкий кусочек хлеба? Но в то утро таким наслаждением пришлось пожертвовать.
