Проснись и живи! - [13]
Гипноз не берут в расчет отчасти потому, что первые практики не смогли удержаться от преждевременного фантастического теоретизирования. Кроме того, в умах общественности гипноз тесно связан со спиритическими сеансами, а многие из медиумов были разоблачены как шарлатаны. Экспериментаторы охладели к гипнозу, потому что его предложили миру с гипотезами об «одической силе» и «животном магнетизме», которые ничего не объясняли. Кроме того, в эти годы при анестезии начали применять эфир и хлороформ. Внушение не могло гарантированно обеспечить нечувствительность к боли: не всякий человек подвержен гипнозу, и, что еще важнее, не каждый врач обладает способностями к гипнозу. Поэтому популярность завоевала более надежное обезболивание эфиром или хлороформом. Изучение гипноза, который многие эксперты второй половины девятнадцатого века называли первым шагом на пути к освобождению человечества от физических страданий, преодолением недостатков разных темпераментов и лекарством от многих пороков, практически прекратилось. С появлением теории психоанализа поражение гипноза – по крайней мере, на сегодняшний день – стало окончательным.
Хотя формула, которую мы вскоре рассмотрим, не содержит в себе даже намека на самовнушение, благодаря гипнозу все же можно узнать, что же подрывает эффективность наших усилий. Задумаемся на минуту, чего хороший гипнотизер может добиться с внушаемым человеком: результаты могут показаться сверхъестественными, и по этой причине мы не желаем задумываться о своих скрытых возможностях. Человек, страдавший головокружениями при самых небольших подъемах, под гипнозом смог пройти по узкой доске на большой высоте. Другой, с виду хрупкого телосложения, поднял внушительный вес. Заика по просьбе гипнотизера произносил пылкую речь без намека на недостаток речи, отравлявший ему жизнь. Возможно, один из самых примечательных случаев описан Фредериком Майерсом в главе о гипнозе в «Человеческой личности»: молодая актриса из второго состава, которую неожиданно попросили заменить звезду труппы, была едва жива от предчувствия провала и страха сцены. После легкого гипнотического воздействия она сыграла блистательно, с таким мастерством, что сорвала овации, но лишь много времени спустя смогла играть без помощи гипнотизера, всякий раз ожидавшего ее в гримерной. (Позже на примере этого случая был описан феномен постгипнотического внушения и создана школа самовнушения Нанси, где работал знаменитый Эмиль Куэ.)
В той же главе Майерс делает теоретический комментарий, ценный для всех, кто хочет освободиться от зависимости от поражения: робость и нерешительность, с которой мы подходим к новому делу, у загипнотизированного полностью подавляется, поэтому он действует точно и уверенно.
Избавление от ненужной робости, mau-vaise honte [4], с помощью гипнотического внушения – это фактически очищение памяти, подавление воспоминаний о прошлых неудачах и высвобождение способностей, которые необходимы в данный момент.
Вот в чем секрет. Ни одна фраза никогда не содержала больше скрытого смысла для тех, кто хочет переориентировать свою жизнь на успех.
Мы любим говорить, что учимся методом проб и ошибок. Убедившись, что выбранный нами образ действий не приводит к желаемому результату, мы пробуем снова и снова, пока не отыщется алгоритм, приводящий к намеченной цели. Тогда мы начинаем применять последнюю из серии проб.
Так умозрительно выглядит метод проб и ошибок. В принципе, это правда, но здесь опущена одна составляющая, о которой мы, может, и не думаем, зато подсознание никогда не забывает: это боль. Мы уверены – или говорим и пишем так, будто уверены, – что после череды неудач в сухом остатке у нас исключительно успех, а все, что было до него, стирается из памяти. Мы забываем, что неудачные «пробы» тоже накладывают свой отпечаток. Рано или поздно мы приходим к успеху, но путь к нему тернист: мы успеваем побывать и в глупом положении, и испытать боль и унижения. В памяти не может запечатлеться исключительно успех, равно как успех никоим образом не отменяет важность неудач и перенесенных страданий для нашего подсознания.
Подсознательно мы боимся боли, унижения, усталости, поэтому неосознанно стараемся избегать их, а не искать удовольствий и развлечений. Именно этот факт в данном случае несет ответственность за нашу инертность и бездействие в те минуты, когда нужно действовать с уверенностью: испугавшись реальной возможности испытать боль, мы вообще отказываемся что-либо делать.
Подсознательно мы боимся боли, унижения, усталости, поэтому неосознанно стараемся избегать их, а не искать удовольствий и развлечений.
Чтобы не воскрешать в памяти прошлые неудачи, не говоря уже о риске снова страдать, мы подсознательно решаем больше не пытаться, заняться чем-то попроще или снова беремся за дело – и останавливаемся там, где мы в прошлый раз испытали боль, находя любые причины, чтобы пойти на попятный, бросив незаконченное дело и не дождавшись вознаграждения. Инфантильное подсознание побеждает: по крайней мере, нам не досталось по больному месту.
