Проснись душа, что спиши - [5]

Заехав в магазин, он запасся продуктами, купив так же два литра водки. В её чудодейственное свойство упрощать ситуацию он знал, но сейчас ему требовалось унять его душевные муки, с которыми она, надо признаться, не всегда справлялась, порой, только разжигая и усиливая их. Но в данном случае он поступил так, как обычно и поступает в таких случаях русский человек.

Между тем семья продолжала жить своей обычной жизнью. Прошла неделя со дня отъезда Игоря, затем другая, но вестей от него не было. Никто из домочадцев не переживал по поводу его отсутствия, кроме, пожалуй, Ирины Алексеевны. Она привыкла к тому, что сын всегда сообщал о своём местонахождении, поэтому столь долгое молчание вызывало её тревогу. Она потерпела ещё какое-то время, но, так и не дождавшись его звонка, сама позвонила Семёну Семёновичу, чтобы справиться о сыне. Известия, которые сообщил ей адвокат, вогнали её в ступор. Она прекрасно знала своего сына, его эгоизм и самолюбование, но то, что сообщил ей адвокат, выходило за все рамки допустимого. Он поведал ей, что Игорь Валерьевич приобрёл дом в другом городе и больше не намерен здесь проживать; что он уехал за границу и сколько пробудет там, пока и сам не знает; что, во избежание конфликтов в семье по поводу наследства, он решил в город не возвращаться; что он будет готов помочь материально только в случае какой-то болезни кого-либо из членов семьи и связанных с ней расходов на лечение; что он уверен, что каждый должен строить своё счастье сам, поэтому считает неправильным решать чьи-либо проблемы за его счёт; в связи со всем вышесказанным он просит не искать его и не беспокоить какими-либо просьбами финансового характера, а в случае возникновения какой-то экстраординарной ситуации, обращаться к его адвокату. Выслушав всё это, Ирина Алексеевна почувствовала, что на неё только что, впрочем, не на неё, а на её душу, вылили ушат мерзостей, хотя, как ни странно это звучит, но ей казалось, что она эту мерзость ощущает даже физически. Обида, непонимание, растерянность, страх и стыд одновременно охватили её. Женская интуиция подсказывала ей, что всё, что она услышала, является только прелюдией чего-то более трагичного и ужасного. Даже не пытаясь найти ответов, по каким причинам её любимый сын так поступил с ними, она стала звонить мужу, чтобы рассказать об этом. Молча выслушав её рассказ, Валерий Захарович попросил её приехать на дачу, чтобы обсудить всё это.

Глава 5

Приехав на дачу, Ирина Алексеевна обнаружила своего супруга, сидящего за накрытым столом.

– Что празднуем? – Не поздоровавшись, спросила она.

– Да что ж тут праздновать? – отозвался муж. – Уж скорее поминки справляю.

– Ты понял, что я тебе говорила? – спросила Ирина Алексеевна, не обращая внимания на последние слова мужа.

– Что именно?

– Не делай вид, что ты не понял вопроса! – С раздражением сказала Ирина Алексеевна.

– Тебя это удивляет? – Грустно спросил Валерий Захарович.

– Конечно! Конечно, меня это удивляет. Какую мать не удивит то, что её дитя в одночасье из родного и любящего сына превращается в бездушного и неблагодарного дельца?

– Да очнись ты, Ира. Любящим сыном он был только в твоём воображении. На самом деле он эгоист до мозга и костей. И таким он был всегда. И когда он совершал какие-то поступки, которые тебе казались благородными, на самом деле в них всегда присутствовала корысть. Всегда! И печальнее всего то, что его воспитало наше время, а не мы с тобой.

– То есть?

– Я когда–то читал, что англичане проводили очень бесчеловечный, но крайне показательный эксперимент. Они взяли какое-то число новорождённых детей от бездомных матерей и на протяжении всего их взросления содержали в изоляции, никогда не общаясь с ними, а только давая пищу. В результате все без исключения превратились в совершенно недееспособную биомассу. То есть, эти новорождённые дети потеряли способность мыслить. Скорее даже не потеряли, а не обрели. И все последующие попытки научить их чему-то потерпели крах. Тогда я впервые задумался о Боге. И по одной простой причине – если человек не может самостоятельно начать мыслить и осуществлять какую-то разумную деятельность, то обязательно должен быть кто-то, кто его этому научит. Кто, кроме Бога? И вся эта теория эволюции и все её «доказательства» представляются мне совершенным бредом.

– К чему ты мне всё это говоришь?

– В том, что Игорь стал таким человеком, виноваты мы с тобой. Я совершенно не снимаю с себя ответственности, потому что пошёл у тебя на поводу. Человек с малых лет должен знать, что такое хорошо, а что такое плохо. Это должны были объяснить ему мы. И не просто объяснить. Надо было сделать всё от нас зависящее, чтобы это знание стало сутью его жизненных позиций. А ты помнишь, что было главным принципом его воспитания?

– Что?

– Ну, вот. Я так и знал, что ты забыла. Главным принципом его воспитания был твой лозунг: вырастет, сам во всём разберётся. Он и разобрался.

– Знаешь, Валера….

– Подожди, пожалуйста. Я ещё не всё сказал. Можно горевать по поводу его поступка, но, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Аня очень переживала по этому поводу. Денег этих у нас не было, так что в реальности мы ничего и не потеряли. Постарайся объяснить ей это. И главное. Постарайся сделать так, чтобы дети не возненавидели Игоря за это. Объясни им, что его надо очень жалеть, потому что деньги кончаются, а дела остаются. Да, если даже и не кончаются, то бесследно такие поступки не проходят.