Прошлогодний снег - [9]

Директор резвился как мог.

— Ладно, — сказал я, — я не выпущу ваш брак.

И я стал ОТК. Утром я обходил цеха и смотрел, все ли в порядке. Цеха гнали план. Мы должны были ежедневно выпускать 80 тысяч книг. Если их было меньше, со всех нас снимали стружку.

Клавдия Анисимовна, толстая и подвижная начальница брошюровочного цеха, всегда встречала меня у дверей цеха.

«Господи, кто к нам пришел-то, — ласково говорила она, закрывая своим телом груды бракованных книг. — Господи, Толенька, уж мы так рады, так рады…»

Я чувствовал себя, как милиционер, поймавший на шоссе «левого» шофера. Я был при исполнении. «Приветствую вас, мадам, — говорил я. — Как насчет брака?»

«Какого брака? — пугалась Клавдия Анисимовна. — Что ты, Толенька?»

Но я уже шел по цеху, зорко просматривая брошюры и книги, предназначенные к сдаче в магазины. Молодые работницы, улыбаясь, говорили мне: «Здравствуйте, Анатоль Саныч, что же вы к нам на танцы не ходите?»

«Здравствуйте», — угрюмо бурчал я, разглядывая продукцию.

Брака было много. Но это был «допустимый брак». Это был брак, который мы ежедневно видим на прилавках магазинов. Мы и не подозреваем, что это брак. Но вы уж мне поверьте — это брак. И тут мой глаз упал на стопку брошюр, на которых было написано: «Тыков-Щедр».

— Клавдия Анисимовна! — запел я. — Подойдите ко мне, голубушка. Что бы значило это «Тыков-Щедр»?

— Господи, — сказала Клавдия Анисимовна, — подумаешь, невидаль. Это написано, что книжка называется «Салтыков-Щедрин».

— Где вы видите «Салтыков-Щедрин»? — заорал я. — Здесь написано «Тыков-Щедр», а остальное зарезано на машине, где у вас работает пьяный резальщик или черт знает кто. — Я запрещаю сдачу этой книги в экспедицию. Ферштейн зи?

— Да ты что, Толя, — серьезно сказала Клавдия Анисимовна. — Да ты, кажись, хочешь мне план сорвать? Ты что, хочешь мастеров без прогрессивки оставить? Ты лучше посмотри, что в переплетном цехе делается. Вот где брак. А ты… Нашел, что браковать…

— Мадам, — сказал я железным голосом. — Я получаю зарплату за то, чтобы вы выпускали продукцию самого высшего качества. Скажем браку — нет! Советская детвора должна получать книжки только хорошие! Мы должны…

Но тут распахнулась дверь, и в цех вошел Лев Яковлевич, окруженный сверкающей свитой. По правую его руку шла главный инженер, бросавшая грозные взгляды по сторонам: все ли чисто? По левую его руку шла начальник производственного отдела, красивая женщина, имевшая право говорить правду в лицо директору. «Лев Яковлевич, — говорила она, — вы не правы! Этого работника надо наказать гораздо сильнее!»

Немного поодаль шествовал механик Сидоров. Он уже был под мухой, и его задачей было: во-первых, — не упасть, во-вторых, — починить тот или иной сломавшийся станок. Сзади, на почтительном расстоянии, следовали диспетчеры, мастера и общественные организации. Шествие замыкала Клара Абрамовна — начальник ОТК.

Клавдия Анисимовна метнулась к директору и стала что-то шептать ему на ухо, показывая глазами на меня. Глаза ее вращались, как колеса велосипеда.

— Где? — тихо спросил Лев Яковлевич.

Я не любил, когда он говорил тихо. Когда он говорил тихо, это значило, что кому-то сейчас будет плохо.

Не глядя на меня, он подошел к стеллажу с бракованным «Тыковым-Щедр».

— Ну и что? — спросил он, глядя мне прямо в нос. — Что ты здесь нашел, Шерлок Холмс?

— Это брак, — твердо сказал я.

— Где брак?

— Вот это брак.

— Угу. А это не брак? — он ткнул пальцем в стопку книг, предназначенных для экспорта.

— Это не брак.

— Какой ты еще молодой, — сказал директор. — Что ты не видишь своими молодыми глазами, где брак, а где не брак? Вот это брак — запрети его, — он кивнул в сторону экспортных книг, — а это, — кивок в злополучного «Тыкова-Щедр», — это выпусти. Ты меня понял, мальчик?

— Нет, — сказал я, — я вас не понял. Тут все наоборот. Мы должны…

— А я тебя с работы сниму, хулиган, — тихо сказал директор. — Ты у меня узнаешь, как пререкаться. Кто директор, ты или я?

Свита смотрела на меня печально и осуждающе.

— Вы, — сказал я, — вы директор.

— Мальчишка, — кричал Лев Яковлевич, — Клара Абрамовна, увольте его скорее! Я ему говорю, где брак, учу его, а он, вместо благодарности, спорит с директором. Как вам это нравится, Клара Абрамовна?

Клара Абрамовна подошла ко мне и шепнула:

— Не будьте дураком, сделайте, как он говорит.

Но мне уже попала вожжа под хвост, и я свирепо продекламировал:

— Я ОТК, что в переводе значит технический контролер. Это значит, что я должен стоять насмерть и не давать фабрике позориться. Я не могу выпустить этот брак. И я его не выпущу!..

Бракованный «Тыков-Щедр» попал на книжную базу. Через два дня зазвонил телефон, и вкусный нахальный баритон сказал:

— Так, вы что же это выпускаете, голуби? Брачок гоните? Актик на вас составим. Штрафик вам пришлем. ОТК у вас того, ушки развесил.

«Ну и черт с ним, — зло думал я, бросив трубку. — Я их предупреждал. Я же знал, что так будет. Клавдия Анисимовна записала себе выполнение плана этим „Тыковым-Щедр“, а теперь будет рекламация… Пусть директор выкручивается, мне-то что?»

Я злорадно написал докладную, которая кончалась словами: «…о чем я в свое время предупреждал».