Прошлое Тавриды - [12]
В половине I века Ольвию постигло конечное разорение: она была завоевана и разрушена. Враг явился с запада. То был царь Гетов, Биребиста. Геты были народ фракийского племени, живший к югу от Дуная на территории нынешнего Балканского полуострова. Ближайшими их родичами были Даки, занимавшие равнины нынешней Валахии. Подчинив себе ближайшие племена, Биребиста создал мощную державу, территория которой охватывала оба берега Дуная. Его власть признали над собой греческие города поморья. Эта новая сила привлекла к себе позднее внимание великого Цезаря, который на закате своей славной жизни собирался предпринять поход против Гетов, явившихся угрозой для спокойствия соседних римских владений. В сове стремлении к морю Биребиста ополчился на Ольвию и подверг ее полному разрушению. Уцелевшие от погрома жители разбежались, и город перестал существовать. Это было около 50 г. до Р.Х.
Но прекращение установившихся и действующих в течение нескольких столетий торговых сношений с культурным миром, осуществлявшееся через Ольвию, тяжко отозвалось на скифах, и они сами стали стараться о восстановлении древнего культурного центра. Бежавшие в Херсонес и другие города Крыма Ольвиополиты, по их вызову, вернулись в разрушенный город и отстроили его вновь. Следы погрома сказывались даже полтораста лет спустя. Ритор Дион Хрисостом, посетивший Ольвию в конце I в. по Р.Х., сообщает, что город в то время занимал лишь часть своей прежней территории, обстроен был очень бедно и укрывался за жалкой стеной. Вдали виднелись пострадавшие от Гетов старые башни, служившие охраной города в лучшие времена; везде были видны полуразрушенные памятники, побитые статуи, воздвигнутые в пору силы и славы города. Население нового города было греческое, но оно сильно перемешалось со Скифами; варварские имена чередовались с греческими в отдельных семействах. В одежде и складе жизни было также много скифского; это не препятствовало, однако, ольвиополитам быть Эллинами по духу, и Дион сохранил свидетельство о том, как высоко стоял у них Гомер, выразитель эллинского сознания за все века самобытности греческого племени.[4]
Существовал один частный повод особенного уважения к Гомеру. Греческая легенда поместила героя Ахилла в его загробном существовании в соседство Ольвии: против устья Дуная на острове, который ныне называется Змеиным, а в древности носил имя “Левка”, т.е. белый, был храм Ахилла “Понтарха”, т.е. властителя моря. В эти далекие от Трои места унесла Фетида своего сына с костра, на котором он должен был быть предан огню после смерти, причиненной ему стрелою Париса. Ахилл обитал в этом храме в живом своем образе и властвовал над морем. К острову приставали моряки во время плавания и приносили ему обетные дары. Широкая песчаная коса близ устья Днепра, ныне Тендра, носила имя “Ахиллова ристалища”. В Ольвии также высился храм Ахилла наряду с храмом Зевса. Он был туземным героем для ольвиополитов, и ученый Дион был поражен тем живым знанием поэм певца Ахилла, Гомера, какое он встретил в Ольвии.
Одновременно с тем, как Херсонес и Боспор вошли в кругозор римской политики, вошла в него и Ольвия, к которой Рим приблизился и на сухопутье. Цезарь мечтал сделать границей Империи нижний Дунай. Августу это удалось осуществить, и целый ряд сильных крепостей протянулся по Дунаю до самого устья. Северная часть Балканского полуострова составила новую провинцию (Moesia), состоявшую под начальством особого наместника. В состав ее вошли греческие города побережья от устья Дуная, сохранив свое самоуправление и независимость в делах внутреннего распорядка. Они продолжали по-прежнему чеканить свою монету. В один из таких городов, Томы (н. Кюстендже), сослан был Августом поэт Овидий, томившийся здесь до самой своей смерти. В своих слезных посланиях с Понта он оставил нам живые описания окружавшей его природы и тех диких варваров, с которыми он сталкивался. Естественно, что и близкие к римским границам ольвиополиты искали высокого покровительства властителей мира, римских императоров, тем более что они состояли в живых торговых сношениях с соседними греческими городами, оказавшимися в пределах провинции. На одной дошедшей до нас надписи помянуто, что ольвийский гражданин Абаб, сын Каллисфена, «первенствовавший не только в отечестве, но и во всем понтийском народе, и пробившийся до известности Августам», посвятил императорам Августу и Тиберию сооруженный им портик
