Прошлое и будущее - [41]

Но вернемся к моей работе в «Пакре». В пятницу, день премьеры, зал был переполнен. Учитывая количество мест в зале, контракт был никуда не годный. Правда, все наши друзья, которых привел Рауль Бретон, сидели в первых рядах, и мое выступление впервые имело огромный успех. В тот же вечер агент назначил мне выступление через полгода. И я вернулся через полгода, и опять выступал там же в конце первой части, только на этот раз ведущей певицей была Тоама. Поскольку мое выступление опять имело успех, мне предложили вернуться уже в качестве ведущего исполнителя. Но мне не хотелось рисковать за надбавку в три тысячи франков. Я выступил в «Пакре» третий раз, но с тех пор решил штурмовать более трудные концертные залы.

Как попасть на радио

Невероятный Жан — Жак! Я любил тебя, и бурный характер наших отношений не помешал взаимной симпатии с годами превратиться в настоящую дружбу Ты не желал ничего слышать об Азнавуре, но, на самом деле, ты его никогда не слушал. Просто не открыл его для себя, хотя твои передачи дали дорогу стольким певцам и певицам, которые впоследствии стали известными. Ты был профессионалом, и не среднего десятка, я бы даже сказал одним из тех, благодаря кому радио зазвучало совершенно по — иному. Ты был неуязвим, успех всегда следовал за тобой. Именно те, кого считают самыми неуязвимыми, на самом деле более незащищены, чем кто бы то ни было. Прошли годы, прежде чем мы, твои друзья, считавшие, что знаем тебя, поняли это. И только увидев тебя лежащим с пулей во рту, осознали всю силу твоей слабости. Поначалу наши отношения складывались плохо. У меня уже начали появляться многочисленные поклонники, мои пластинки хорошо продавались, залы были переполнены, но на самом деле меня практически ни разу не приглашали на радио. Ты, со своей стороны, никогда не транслировал мои диски на волнах «Радио Люксембург», а ведь никто из нас не мог сделать хотя бы мало — мальски значимую карьеру, если его не передавали по радио. Напрасно тебя уговаривал Рауль Бретон, что поделаешь, ты был упрям, и если уж чего‑то не хотел, то спорить было бесполезно. Я воспользовался твоей профессиональной ошибкой, чтобы заставить тебя по три раза в день в течение месяца транслировать мои песни в эфир. Ты снял фильм, и, накануне его показа в некоторых парижских кинозалах, таких как «Нормандия» и «Елисейские поля», я узнал, что ты использовал в нем одну из моих песен, «Потому что», не спросив разрешения издательства Бретона. Я тут же попросил Рауля опечатать все ролики фильма, чтобы ты пришел и попросил отдать их, что было не так‑то просто: поначалу ты принял это свысока. Какой‑то червь еще смеет тягаться с великим Жан — Жаком Виталем! Я никак не отреагировал, и волосы мои, которых тогда еще было много, не встали дыбом. Да, это был мелкий шантаж, но время шло и работало на меня, тебе все равно рано или поздно пришлось бы решать свои проблемы. Первые сеансы должны были состояться в четырнадцать часов. Ты согласился на мои условия только в двенадцать тридцать. Спустя годы ты признался, что именно тогда вдруг почувствовал интерес к ничтожеству, которым меня считал. Я сумел противостоять тебе, показал, что я не «yes man»[39], и это послужило основой крепкой дружбы, которая однажды, увы…

Мы все сожалеем о тебе, Жан — Жак. Возможно, я — немного больше, чем многие другие, потому что настоящих друзей можно сосчитать по пальцам. Чтобы дружба длилась тридцать лет, нужно тридцать лет — ни больше, ни меньше.

Так это и есть любовь?

Мне всегда нравились очень молодые девушки мальчикового типа, немного наивные, немного растерянные, у которых ничего нет и для которых я с легкостью мог открыть все чудеса мира и стать этаким Пигмалионом, несмотря на свои ограниченные познания. Я мечтал о том, что однажды на моем пороге появится юная особа в накинутом на голое тело плаще с чужого плеча и я предоставлю ей целый гардероб, а когда она будет полностью «укомплектована», попрошу сходить вернуть плащ владелице. У каждого свои причуды. К счастью, от этой причуды я быстро избавился. В то время по закону совершеннолетие наступало в двадцать один год, и я, постоянно нарушавший общее правило, с каждым любовным приключением рисковал попасть в исправительную колонию. С тех пор возраст совершеннолетия снизился до семнадцати, так что старые обезьяны могут спать спокойно вместе со своей импотенцией.

Я очень изменился, став во второй раз отцом, а впоследствии дедушкой. Теперь я отношусь к таким девушкам, как к детям, которые слишком рано созрели. У меня есть чувство юмора, так зачем выставлять себя на посмешище. Возраст и семейная жизнь, которую я считаю идеальной, научили меня придерживаться рамок приличия. Прихожу в ужас, когда читаю в прессе о безумной любви восьмидесятилетних стариков и совсем молодых девушек, утверждающих, что до смерти влюблены в этих невероятно богатых, хотя на самом деле уже несостоятельных или близких к тому господ, которых в скором времени ожидает ближайшее к дому агентство похоронных услуг. Интересно, они действительно верят во все это или притворяются, чтобы эпатировать окружающих, спастись от одиночества? Странно только, что ни одной из этих очаровашек не случалось умирать от любви к какому‑нибудь простому пенсионеру, например, бывшему почтовому служащему, получающему жалкие гроши. Неисповедимы пути любви к доверчивым богатым старикам…