Прошито насквозь. Торонто. 1930 - [12]

— Это что такое? — позабыв о том, что тыкать в человека пальцем неприлично, потребовал он. — Кто это сделал?

Громогласный оратор сделал шаг к нему, и Адам вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Здоровенный и рыхлый мужчина с мягким задом и по-женски холеными руками вовсе не нагонял на него страх.

— Кто ты такой, мать твою? — заорал здоровяк, пытаясь вернуть себе главенствующий статус.

— Я ее муж! — ни с того ни с сего ответил Адам.

Он очень редко повышал голос, да и лгать ему доводилось нечасто, но в этой ситуации он рассудил, что было бы неблагоразумно говорить правду — статус простого соседа свел бы на нет весь эффект от его появления.

Мужчина развернулся к Еве и занес над ней ладонь:

— Ах ты, лживая тварь!

Адам поймал его за рукав. За прошедшие недели, когда он тяжело работал почти каждый день и постоянно гнул спину, поднимая тяжести, его руки окрепли и загрубели. Еще прошлым летом Адам и не подумал бы, что сможет сделать нечто подобное, но теперь он ясно ощущал собственное физическое превосходство над этим человеком.

— Ева, ты должна выйти отсюда, — сказал он, удерживая руку хозяина на весу.

Повторять не пришлось — Ева развязала фартук, выбросила его в кучу тряпья и вышла за дверь. Через несколько минут Адам присоединился к ней. За закрывшейся дверью прозвучали возмущенные слова:

— И если кто-то еще солгал мне насчет своей семьи, лучше признайтесь прямо сейчас!

Ева шла, не оглядываясь и не пытаясь сбавить шаг, но на улице, когда отель остался за ближайшим поворотом, она остановилась и прислонилась спиной к холодной кирпичной стене. Адам успел подхватить ее под локоть, когда она стала опускаться на асфальт, и ему удалось обнять ее, приняв большую часть ее веса.

Ее тело сотрясалось от рыданий, и она беззвучно шептала непонятные слова. Через несколько минут он смог разобрать несколько фраз, которые она повторяла вновь и вновь:

— Что у нас за жизнь? — говорила она. — Разве мы живем? Что это за жизнь?

Она схватилась за рукава его рубашки и прижалась к нему, не обращая внимания на прохожих. Так больно ей не было уже очень давно.

Три дня назад ее чуть было не изнасиловал пьяный клиент, который решил, что ему позволено распускать руки. Тогда ей удалось вывернуться и убежать, но одна из горничных предупредила ее, что лучше не говорить об этом начальству и не пытаться жаловаться другим. А вчера в отеле была вечеринка бутлегеров, и она не успела вовремя выйти из номера. Ева не хотела вспоминать о том, что произошло, но от нее тут почти ничего не зависело.

Позже, когда они сидели в ее комнате, она все рассказала Адаму. О случае в номере американцев узнал хозяин, но он ничего не сделал — наоборот отругал за то, что она посмела воспротивиться. Для этого при собеседовании и выяснялись детали семейного положения — чтобы разгневанные мужья не заявлялись в отель с претензиями. Замужние горничные были слишком затратным удовольствием — с девушками все было проще. Их можно было бы вышвырнуть вон, не опасаясь последствий и шума. Кому и что может рассказать опозоренная девушка? Она сделает все, чтобы утаить свое унижение от других, она будет бояться, что никто не возьмет ее замуж. Владелец и его приезжие гости были надежно защищены этой стеной молчания.

Ева оказалась другой. Она не постыдилась рассказать о своей беде Адаму, и в тот момент ей было все равно, что он мог о ней подумать. Да, она сама была во всем виновата — зачем она согласилась работать горничной? Зачем она вообще пришла на работу в этот отель? Однако Ева знала, что повидавший голод и безденежье Адам не станет судить ее слишком строго. Еще неделю назад она так сильно боялась его осуждения, а сейчас вдруг поняла, что может ему довериться.

Когда другие делали ей больно, обижали ее или говорили о ней гадости, ей хотелось найти утешение в руках сильного человека, который погасил бы всю ее боль. Ей, как и любой другой женщине, хотелось просто ощутить себя любимой и защищенной.

Пустые желания — она всегда была одна. Одиночество научило ее справляться с любыми бедами самой — она сжимала зубы, глотала слезы и шла вперед, не оглядываясь на лающих собак.

И вот сегодня случилось чудо — в момент, когда она была готова расплакаться от публичного унижения, в дело вмешался Адам. Он солгал, назвавшись ее мужем, но по большому счету это не имело значения. Вряд ли он был рыцарем в сияющих доспехах, и Ева не верила в то, что этот героический поступок станет основанием для романа. Важным было лишь одно: хоть раз в жизни случилось то, о чем она мечтала.

Немного успокоившись, Ева умылась и вернулась в комнату.

— Вам, наверное, нужно к детям. Они беспокоятся о вас.

Адам улыбнулся:

— Я о них тоже беспокоюсь, но сейчас меня тревожишь ты. Сможешь остаться одна?

Она кивнула в ответ:

— Конечно.

— Если тебе не хочется сейчас быть в одиночестве, я приглашаю тебя к нам. Конечно, наша комната тебе уже опротивела, но, по крайней мере, у тебя уж точно будет компания.

— Я не хочу быть одна, — призналась Ева. — Но я не могу подняться к вам. Как оказалось, люди зашлюховали меня за то, что я работала в отеле, я сама узнала об этом только вчера. Слухами земля полнится.