Прошедшая сквозь небеса - [12]

«Но я уже лечу!»

На фоне огненного ока возникает крохотная точка. Она растёт, превращается в штрих…соринку…

Там, во сне, ему стало нечем дышать. Он узнал ЭТО.

Громадный металлический корпус неведомого аппарата был насквозь пробит силой некоего чудовищного оружия, но можно было не сомневаться — ЭТО при жизни могло летать. Летать там, где нет воздуха, летать невообразимо далеко… туда, где нет этого огненного свирепого ока…

«Они посмели и поплатились за свою дерзость» — теперь голос скрежещет, как напильник по стеклу. «И твоя участь будет ужасна, если ты посмеешь!»

— …Проснись, о, проснись, мой господин!

Слуга легонько тряс его за ногу, что само по себе было событием чрезвычайным — за подобную побудку хозяина без очень веской причины можно легко схлопотать два десятка палок.

— Что случилось, Хокум? Неужто пожар?

— Никак нет, мой господин! Тебя требует во дворец сам Святейший Луллак!

Вздохнув, Джанго сел. Да… Святейший Луллак, это вам не пожар. Это уже серьёзно.

— Воду для умывания и парадное одеяние, быстро!

Плескаясь над медным тазом, молодой жрец лихорадочно размышлял, что могло бы послужить причиной вызова к самому Святейшему. Никаких особых прегрешений у скромного жреца-наблюдателя вроде бы не имелось… Козни врагов? От них никто не застрахован, это верно, хотя, к примеру, Канкок вряд ли тянет на настоящего врага — так, недоброжелатель-злопыхатель… Конечно, может и такое случиться — место наблюдателя понадобилось кому-то из родственников влиятельных лиц… нет, опять не сходится. Лицам, достаточно влиятельным, чтобы беспокоить Святейшего по своим личным делам, вовсе не нужны хитроумные интриги для устранения какого-то там жреца-наблюдателя при обсерватории.

Сорос, меланхолично жевавший корм, при виде хозяина одобрительно захрюкал, шумно захлопал ушами — животное застоялось и было не прочь размяться. Расторопный Хокум, уже успевший взгромоздить на скотину ковровое седло, проверял подпруги.

— Пожелай мне удачи, Хокум.

— Удачи, о мой господин!

Бронированная туша двинулась с места, плавно наращивая ход, как и положено породистому соросу. Джанго чуть усмехнулся — многие, ой, многие могут позавидовать безбедной жизни жреца-наблюдателя Храма. Просторный дом, собственный сорос… Соросы живут долго, сравнимо с раханом, и когда это благородное животное падёт от старости, сам Джанго уже будет старше отца, каким запомнил его юноша в ту последнюю явь. А вот родительский дом простоит ещё дольше, и наверняка дождётся смены хозяина. Кто знает, какими они будут… Потому что он, Джанго — последняя ветвь засохшего древа, некогда весьма могучего.

Народу на улице было немного, поскольку солидным горожанам прилично отдыхать во время сна Повелителя, а не когда попало, как всяким нищебродам. Влекомая соросом повозка, гружёная громоздкими тушами мясных бушей, заворачивала в ворота мясной лавки. Буши, словно чуя неладное, плотно закрылись в своих панцирях. Жрец вновь усмехнулся. Буши в чём-то здорово похожи на раханов, и наоборот… многие наивно полагают, что можно избежать опасности, втянув голову и конечности в панцирь.

— Дорогу!

Мимо вихрем пронеслась обама, подняв тучу пыли. Джанго проводил её взглядом. Есть такая примета — если увидишь одну и ту же обаму по дороге туда и обратно, грядёт резкая перемена в жизни… Ладно, это всё ерунда. Вот зачем его всё-таки вызывает сам Святейший?

Громада Храма уже возвышалась впереди, закрывая Око. Сорос захрюкал, почуяв конец пути, и ускорил шаги.

— Кто? — начальник караула, чего-то жуя, показался в надвратном окне — узком, снабжённым стальными ставенками, по случаю мирного времени широко распахнутыми.

— Жрец-наблюдатель Джанго Д'Ак-акаба!

Начальник лениво мотнул головой, не переставая жевать, и спустя недолгое время могучие створки ворот дрогнули, поползли, втягиваясь в стены. Раскормленный стражник, почёсывая в паху, ленивым взглядом проводил сороса с седоком. Молодой жрец усмехнулся. Будь на его месте господин главный судья, ворота оказались бы раскрыты загодя. А если бы на соросе восседал Святейший, то и стража вместо жевания-чесания стояла бы навытяжку, прислонив карабины к ноге…

В узком внутреннем дворике беседовали двое, высокий худой старик в парадном одеянии жреца и молодой человек с узкими глазами, одетый, наоборот, неброско.

— Приветствую тебя, о учитель! — склонился перед старшими Джанго, едва сойдя с сороса. — И ты, почтеннейший господин Эалак!

— Ну наконец-то, — обернулся к нему старик. — Ты заставляешь себя ждать, Джанго.

— Воспитательные беседы оставь на потом, Дрокко, — Эалак окинул молодого жреца цепким взглядом. — Пойдёмте. Ты будешь вести протокол.

— Да, господин! — вновь поклонился Джанго. Протокол, надо же… как будто у Святейшего нет секретарей-писцов, способных вести протокол…

Дело становилось всё интереснее.

Колосс, изваянный, как казалось издали, из цельного куска гранита, восседал на башнеобразном троне, высокомерно-снисходительно взирая на струйку муравьёв, спешащих по своим делам и туда-сюда снующих через дырку в основании трона. Да, такое оформление надвратной башни должно безусловно впечатлять поселян, прибывающих в сей город верхом на бегемотах, подумала Дина, разглядывая циклопический монумент. Интересно бы знать, какому божеству поставили этот памятник… или правителю? Да, что-то подобное она видела дома, на Земле… в долине Нила, ага. Фараон Имхотеп или как-то так… И всё-таки тут что-то не то. Что именно?