Прощайте, воспоминания: сборник - [32]
Но Хенли думал не о войне, а об Иветте. Словно ласковые, журчащие волны, вливались в него надежда и спокойствие. Он был счастлив и в течение этих лихорадочных месяцев писал ей каждую неделю и посылал из своего содержания все, что ему удавалось сэкономить. Иногда она отвечала забавными каракулями по-французски вперемешку со смешными английскими словами, всегда обращаясь к нему «Mon bien cher Jeannot»,[20] потому что знала от Хенли, что его зовут Джонни. Хенли вздрогнул от внезапной мысли, что его могли убить — как тысячи и тысячи других людей, гораздо лучше него, — и он больше никогда не увидел бы Иветту. Но теперь… Через сутки он снова будет с ней. Он заставит ее выйти за него замуж, она не посмеет ему отказать. Потом он демобилизуется, увезет ее в Англию, военное министерство найдет ему хорошее место, и у них будет свой собственный чудесный домик. Боже, да ради такого счастья стоило пройти через все эти ужасы войны. Если б только можно было забыть необозримые ряды безмолвных деревянных крестов, которые холодным укором вставали в его памяти…
До Парижа Хенли добирался около полутора суток. Движение было беспорядочно, головная станция находилась ужасно далеко от дороги, и Хенли с трудом ловил попутные машины. Ночь на тринадцатое он провел в разоренной деревне на Сомме, в большой палатке, предоставленной для отдыха офицерам. В этом безлюдном, заброшенном месте Хенли почувствовал, что пехотные офицеры стали никому не нужны. Они сделали свое дело. С трудом удалось ему раздобыть себе поесть. Ему сказали, что он может спать в палатке, но коек там не было. Начальство, к которому он обращался, держалось бесцеремонно и грубо. Но Хенли было все равно. Ведь он ехал к Иветте. В Париж он попал четырнадцатого около четырех дня. Такси нигде не было, но вокруг пестрели бесчисленные флаги и царило праздничное оживление. Путь от вокзала до дома Иветты показался Хенли бесконечным, но люди терпеливо выслушивали его ломаные французские фразы и указывали ему дорогу. Несколько раз он думал, что безнадежно заблудился.
Наконец Хенли добрался до улицы, где жила Иветта, и посмотрел на ее окна. Света там не было. Может быть, ее нет дома или до сих пор еще не снято затемнение? Он пробежал мимо консьержки и постучал в дверь. Никакого ответа. Он постучал еще раз, сильнее. Снова нет ответа. Хенли почувствовал разочарование. Боги должны были позаботиться, чтобы она оказалась дома, встретила его, обняла и, быть может, немножко всплакнув от счастья, порадовалась тому, что он невредим и что теперь их никто никогда не разлучит.
Может быть, она спит? Он постучал снова, так громко, что сам немного смутился. Затем до его сознания дошло, что снизу его окликают: «Hé, m'sieur, hé! Qu'est-ce que vous cherchez?[21]»
Это была консьержка. Он повернулся и медленно спустился вниз, где она встретила его сердитым взглядом.
— Mais, qu'est-ce que vous cherchez, par là?
— Mamselle Yvette… où…
— Elle est partie.
— Partie?[22]
— Oui.[23] Она уехала к своему très riche. Gros fabricant.[24] Она сказала: L'officier aaglais[25] ни черта не стоит, больше нет денег. Compris?[26]
Хенли стоял перед ней, удивленно моргая глазами, с полуоткрытым ртом. Это привело привратницу в бешенство.
— Allez, sortez. Вы не bon, compris? M-lle Yvette partie, partie pour toujours, compris? Napoo, fini. Allez.[27]
Хенли продолжал смотреть на нее непонимающим взглядом. Она ушла, злобно бормоча что-то себе под нос, и в ярости хлопнула дверью своей каморки.
«Partie — officier anglais не bon. Partie pour toujours, napoo, fini».[28] И затем его пронзили болью слова «больше нет денег!»
Napoo, fini.[29] Ломаный французский язык делал эту трагедию комически-уродливой и жалкой. Napoo, fini — какой эпилог для страсти влюбленного!
Несколько минут Хенли простоял на лестнице, затем медленно вышел на улицу. Потрясение было так велико, крушение надежд так бесповоротно, что у него помутилось в глазах. Он без конца повторял про себя: «Куда мне идти? Что делать?», словно эти слова были каким-то заклинанием против душевной боли, словно, задавая бессмысленные вопросы, можно было найти на них ответ.
Хенли долго брел куда глаза глядят, не чувствуя вещевого мешка, казавшегося не тяжелее трости, стиснутой в его руке. Наконец, он добрался до Сены и пошел по ее правому берегу от площади Согласия к Собору Парижской Богоматери. Огни Парижа горели тускло, едва отражаясь в дрожащей поверхности реки. Хенли шел мимо людей, нетерпеливо и возбужденно разговаривавших; многие из них были в синей военной форме. Парижане продолжали гулять по улицам небольшими группами, взявшись за руки, веселиться и петь. Париж, еще не совсем пришедший в себя, был охвачен неподдельным весельем. Но Хенли почти не замечал людей. Он шагал вперед, все повторяя про себя: «Napoo, fini» и «Куда мне идти?»
От Собора Парижской Богоматери каменные ступени вели вниз к причалу. Хенли сел, скрестив руки на трости, и оперся на них подбородком. Он долго сидел так в глубокой задумчивости. Потом, дрожа от холода, медленно встал, поправил за спиной вещевой мешок и пошел искать гостиницу.
Ричард Олдингтон – крупный английский писатель (1892-1962). В своем первом и лучшем романе «Смерть героя» (1929) Олдингтон подвергает резкой критике английское общество начала века, осуждает безумие и преступность войны.
В романе английского писателя повествуется о судьбе Энтони Кларендона, представителя «потерянного поколения». Произведение претендует на эпический размах, рамки его действия — 1900 — 1927 годы. Годы, страны, люди мелькают на пути «сентиментального паломничества» героя. Жизнеописание героя поделено на два периода: до и после войны. Между ними пролегает пропасть: Тони из Вайн-Хауза и Энтони, травмированный фронтом — люди разного душевного состояния, но не две разомкнутые половины…
Значительное место в творчестве известного английского писателя Ричарда Олдингтона занимают биографии знаменитых людей.В небольшой по объему книге, посвященной Стивенсону, Олдингтон как бы создает две биографии автора «Острова сокровищ» — биографию жизни и биографию творчества, убеждая читателя в том, что одно неотделимо от другого.
Леонард Краули быстро шел по Пикадилли, направляясь в свой клуб, и настроение у него было превосходное; он даже спрашивал себя, откуда это берутся люди, недовольные жизнью. Такой оптимизм объяснялся не только тем, что новый костюм сидел на нем безупречно, а июньское утро было мягким и теплым, но и тем, что жизнь вообще была к Краули в высшей степени благосклонна…
Роман Олдингтона «Дочь полковника» некогда считался одним из образцов скандальности, – но теперь, когда тема женской чувственности давным-давно уже утратила запретный флер, читатели и критики восхищаются искренностью этого произведения, реализмом и глубиной психологической достоверности.Мужчины погибли на войне, – так как же теперь быть молодым женщинам? Они не желают оставаться одинокими. Они хотят самых обычных вещей – детей, семью, постельных супружеских радостей. Но… общество, до сих пор живущее по викторианским законам, считает их бунтарками и едва ли не распутницами, клеймит и проклинает…
Лейтенанту Хендерсону было немного не по себе. Конечно, с одной стороны, неплохо остаться с основными силами, когда батальон уходит на передовую. Довольно приятная перемена после четырех месяцев перебросок: передовая, второй эшелон, резерв, отдых. Однако, если человека не посылают на передний край, похоже, что им недовольны. Не думает ли полковник, что он становится трусом? А, наплевать!..
В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.