Прощайте, скалистые горы! - [11]

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите мне, — не дал договорить Ломов, боясь что Федин назовёт Великанова и тогда невозможно будет уже изменить решение командира.

В глазах капитан-лейтенанта сверкнули приветливые огоньки.

— К третьему орудию пойдёт… взвод Ломова, — продолжал он. — Ты, Великанов, высадишься на западном берегу, там десятка полтора землянок, уничтожишь небольшой гарнизон и поможешь нам.

Зазвонил телефон. Федин взял трубку.

— Слушаю!… Нет, всё время в землянке, товарищ капитан второго ранга… Да, да… — Федин несколько раз взглянул на Ломова, молча слушая начальника штаба по телефону, а когда тот, видимо, закончил, ответил: — Поздно уже… Есть, учту.

Ломов, склонившись над столом, не заметил, что говорили о нём. Он всматривался в красные стрелки и кружки, исчертившие газету, и видел вместо них двигающиеся взводы и группы отряда, командиров. Теперь он уже ясно представлял план операции от высадки десанта до возвращения на Рыбачий.

ГЛАВА 4

Полуостров окружала ночная темнота, хотя времени ещё было мало. Не переставая, шёл снег. Он крупными хлопьями падал на землю. В землянках разведчиков заканчивались последние приготовления перед высадкой в тыл к немцам.

— Все готовы? — спросил Ломов, возвратившийся от командира роты.

— Мы, как пионеры, всегда готовы, — сказал Борисов, подходя ближе к Ломову, — а вот куда высадят, не знаем.

Ломова обступил весь взвод, но никто больше не спрашивал, видя, что командир хочет говорить.

— Давайте-ка сюда стол, лампу, садитесь поближе, — предложил лейтенант и, расстелив на столе карту, продолжал: — Товарищи! Сегодня в 23.00 мы должны в полном боевом снаряжении прибыть к причалу у посёлка Приманки и в 23.30 на катерах выйти в море. Высаживаться будем на мыс Суура-Ниеми.

— А что я говорил?! — воскликнул Борисов, прихлопнув на затылке шапку.

Ломов чертил на газете план операции, как это делал Федин, говорил о боевой задаче, не замечая, что всё громче и громче звучат его слова. Казалось, он чувствовал себя не в землянке, а там, на вражеском берегу, в бою.

Бывалые матросы с еле заметной улыбкой слушали лейтенанта, думая про себя: «Растолковывает, как новичкам, а сам-то и боя порядочного не видел». Ломов замолчал и вопросительно посмотрел на окружающих: не знал, ставить ли боевую задачу каждому матросу, как это сделал Федин перед командирами взводов. Но долго размышлять он не стал и, садясь к столу, добавил:

— Наша задача — уничтожить гарнизон, взорвать пушки, сравнять с землёй жилища врага. Не так-то уж много, правда? А как это сделать, думаю, вы лучше меня знаете. Есть вопросы?

— Нет. Всё ясно.

— Прошу сдать документы. Поторопитесь, товарищи, время на исходе.

Взгляд Ломова задержался на Громове и Ерошине. Вспомнил, как они и слушать не хотели о том, чтобы остаться в землянке. С разрешения Ломова они ходили к Федину просить его взять их в операцию. Узнав, как Ерошин с Громовым попали на Рыбачий, матросы отнеслись к ним с особенным уважением. Новички быстро привыкли к новому коллективу, знали почти всех по фамилии, но пока ещё держались друг друга. Выйдет Ерошин из землянки — Громов за ним. Сел Громов писать письмо — и Ерошин тоже. Но к Федину с просьбой ходил один Ерошин. Громов всё подбадривал друга, но когда подошли к землянке командира роты, он остался у входа, сославшись, что коллективно обращаться не положено. Федин разрешил взять друзей в операцию.

Документы, ордена и медали складывали на столе. Ломов достал свой комсомольский билет, раскрыл его и увидел небольшое фото вождя. Он торопливо сделал короткую надпись на обороте портрета и положил его во внутренний карман кителя.

Десантники были готовы к маршу. Курили, не зная, когда снова удастся затянуться махорочным дымом. В новых белых маскировочных халатах они словно помолодели. Матросы теснились около входа в землянку, подшучивали над Шубным. Тот, нисколько не смущаясь, сидел на корточках около чугунной «буржуйки», жёг немецкие листовки, подобранные около землянки. Изредка он посматривал в котелок с супом, качал головой и снова бросал в огонь разноцветные листовки.

— Фома! Ты же хотел баню истопить этими бумажками, а у тебя разогреть котелок супа не хватило, — посмеялся Титов, присаживаясь около «буржуйки».

— Обеднели «фрицы», мало бросают агитации. Наверно, толку не видят… — сказал Шубный, ставя на стол котелок с горячим супом. — Товарищ лейтенант! Поешьте, ведь целый день не ели.

Острый запах супа из солёной трески разжёг аппетит. Ломов быстро опустошил котелок.

В это время прибежал запыхавшийся Чистяков.

— Товарищ лейтенант! Командир роты дал команду на марш.

— Ясно! Кончай курить, выходи строиться, — приказал Ломов и торопливо начал надевать маскировочный халат, принесённый мичманом вместе с новым автоматом.

Чистяков достал из-под телогрейки два запасных диска, гранаты, сложил всё на столе перед Ломовым и быстро ушёл.

Десантники торопливо один за другим выходили из землянки. На верхних нарах остался сидеть один раненый Козлов, за которым заботливо ухаживала медсестра Евстолия. Он тоскующим взглядом провожал матросов. Ломов уходил последним.

— Товарищ лейтенант! — остановил его Козлов. — Возьмите мой автомат, не подведёт.