Командиры шли по траншее бесшумно, приседая, если в небе вспыхивала осветительная ракета. Но всё равно даже в кромешной темноте их узнавали партизаны, притаившиеся в «ячейках» и «гнёздах», и тихо приветствовали.
Под ногами чавкала болотистая вода, и командиры понимали, как тягостно сидеть тут солдатам целый день и целую ночь в ожидании противника.
— Придётся выползать, — со вздохом произнесла Оксана Белокурая.
— Неуютно тут, наверху, — ответил Туманов, помогая Оксане Белокурой выбраться из глубокой щели.
Так они оказались немного впереди опушки.
— Недавно сюда приходил ихний патруль, — вполголоса доложил партизан, сидящий возле пулемёта.
Непроглядная темень позволила близко подойти к вражеским позициям.
— Справа и слева две огневые точки, — шёпотом проговорил ротный. — Метров на двести вглубь — миномётные батареи.
— Что слева?
— Болота. Непроходимые.
— Правее село, так?
— Село. Оно набито войсками.
Всё более Оксана убеждалась в том, что немцы заманивают их сюда, в коридор между болотом и селом, Создавая видимость слабой обороны. Чего, в самом деле, стоит её отряду опрокинуть три пулемётные точки и просочиться в этот коридор?
Но Оксана Белокурая в западню не пойдёт. Нет. Остается попытаться вырваться из окружения на участке другой роты, в районе железнодорожной станции. В её голове зреет дерзкий план.
— Пора уходить.
— Пора так пора.
Партизаны бодрствовали в своих «ячейках» да в «гнездах», втайне надеясь, что не зря два командира ходили на самый передний край и даже чуть далее…
Знать им больше не полагалось. А строить догадки, пожалуйста, можно любые, даже самые фантастические.
Ко времени возвращения командиров на командный пункт адъютант Оксаны Белокурой крепко спал.
— Разбудить? — спросил Туманов, склоняясь над Байгужиным.
— Пусть выспится.
— А как же вы одна пойдёте? Ладно, я разбужу своего связного.
— Погоди, потом… Утром сам явишься ко мне вместе с Байгужиным. Дело одно хочу тебе поручить. Только надо с комиссаром посоветоваться.
— Разве у нас есть комиссар? — заинтересовался ротный.
— Сегодня прибыл Любимов. — И, посмотрев на спящего Азата, вздохнула: — Завтра ночью ждем самолет. И первым делом отправлю на Большую землю всех мальчишек. А этого вне всякой очереди.
— Что так?
— Комиссар сообщил, что его мать три дня назад повесили гестаповцы. Она была подпольщица. Просто язык не поворачивается ему об этом сказать. Знаете, не могу глядеть в мальчишечьи глаза, наполненные тоской. Если и решусь, то скажу ему об этом перед самым вылетом.
— Оставьте хлопчика мне! — внезапно вырвалось у Андрея Туманова.
— Нет.
— У нас с ним сходная судьба. Родителей моих расстреляли, братишек тоже, а любимую дивчину отправили в Германию. Я его буду оберегать, как сына, как брата.
— Нет, и не проси! — И чтобы дать понять, что её решение непреклонно, Оксана Белокурая официально сообщила: — Пробиваться здесь не будем. Видишь сам, какую они приготовили ловушку. Ждут, не дождутся, что мы именно здесь пойдём на прорыв. Ведь знают, что на большак не полезем, на железнодорожное полотно тоже — там через каждые десять метров огневая точка. Вот тут и создали для нас специальный коридор: идите, мол, пожалуйста, суньте голову в петлю.
СВЯЗАНЫ ОДНОЙ ВЕРЕВОЧКОЙ
Андрей Борисович Туманов всю ночь напролёт просидел возле костра, под плащ-палаткой, поёживаясь под холодными каплями дождя. Ему по штату положено бодрствовать в такую непогоду: с минуты на минуту можно ожидать вражеского удара, ныне немец не пренебрегает и ночными вылазками. С нетерпением ожидал он вестей и от партизан, сидящих в конце ложбины, где Оксана Белокурая накануне уничтожила разведчиков противника. Враг мог ещё раз попытаться по тому же маршруту заслать своё подразделение.
Глядя на спящего, сладко посапывающего Азата, Туманов думал о своей, судьбе.
Разве его самого, Туманова, не коснулась война? Да ещё как коснулась! Насмерть обожгла! То, что перебита челюсть, нос всмятку, это не в счет. За эти годы военных испытаний от него что-то ушло безвозвратно. Ему ни за что теперь так безмятежно не заснуть, как этому хлопчику. Он в свои тридцать три года спит теперь всегда одним глазом.
Перед тем как развязать и сбросить плащ-палатку, Туманов задумчиво оглядел вершины деревьев. Дождь вроде бы ушел окончательно. Наступающий день обещал быть ясным. Над лесом раскинулось по-осеннему высокое и прозрачное небо.
После того как первые солнечные лучи робко осветили поляну, ротный сходил за родниковой водичкой. Над красными язычками костра повесил два солдатских котелка: с пшенной кашей да с чаем.
Вот-вот должны явиться с передовой разведчики и те, кто просидел всю ночь в засаде.
То ли звон котелка, то ли далёкий отзвук взрыва потревожил адъютанта. Он приподнял голову, но через миг, так окончательно и не очнувшись, снова погрузился в сон.
«Надо будет разбудить хлопца, — решил Туманов. — Надо рискнуть рассказать ему о том, что стряслось с его матерью. Скрывать от него трагическую гибель матери недопустимо. Надо сказать! Ты, мол, только держись!.. Ежели слаб, пусть покатается по земле, поревёт. Не исключено, что молча уткнется в землю, не издав ни единого стона, потому что не баба!»
