Прощай, печаль - [10]
– Хорошие нынче времена, не так ли? – проговорил заправщик – банковские билеты издавна и ежедневно разгоняли любые собирающиеся над его головой житейские тучи.
– Времена действительно хорошие, – согласился Матье. – Времена-то хорошие, да вот только через шесть месяцев я умру. И узнал об этом как раз сегодня утром.
– Давайте, давайте! Вперед! Ну давайте же!
И служащий бензоколонки улыбнулся, словно Матье ничего ему не сказал. У него, должно быть, имелось целое стадо клиентов-шутников.
– Рак легких! – продолжил Матье сухим тоном, пытаясь заглянуть заправщику в глаза.
– Если это так, то поостерегитесь! У моей сестры были не в порядке легкие, так что это не пустяк! Освобождайте место, вот уже едут! Давайте, поворачивайте!
И державным шагом повелитель горючего проследовал на мостовую, улыбнулся еще раз, однако весьма бесстрастно и повелительным жестом сеятеля препроводил Матье вместе с его легкими в общий поток машин. Пробка ни в чем его не убедила! И не разжалобила бы. И Матье рванулся вперед, да так, что завизжали шины, рассердившись не столько на заправщика, сколько на самого себя. На что он, собственно, надеялся? На то, что этот деятель, разливавший клиентам бензин, прольет заодно и собственные слезки? Что он утопит свою спецовку в этих горючих слезах? Матье ведь не был ни его постоянным клиентом, ни близким другом, так что этому заправщику не было причин волноваться по поводу исчезновения клиента, приезжавшего раз в две недели. Да и кто из коммерсантов о нем пожалеет? Он жил как кочевник, одевался у кого попало, ходил в десяток бистро, покупал сигареты неведомо где. Продукты приобретались фирмой. Нет, хорошим клиентом он ни для кого не был!
Еще час… Чем себя занять? Сони дома нет, он в этом уверен, Элен – тем более. Надо, наверное, заехать в контору и переговорить с Полем, своим младшим партнером, который был сама любезность и такт, но у которого, увы, было превеликое множество всякого рода затруднений. И потом, Матье только что дал себе слово хранить случившееся в тайне. Значит, придется оставаться наедине с самим собой. Да, оставаться наедине с самим собой, а поскольку он к тому же проголодался, то придется угостить себя изысканным обедом одинокого мужчины. Матье не был гурманом от природы, но в данный момент намеревался им стать. Ведь перед смертью ему необходимо открыть для себя все те радости, которыми он до сих пор пренебрегал: например, радости изысканной кухни и обслуживания множеством официантов… Но после того, как Матье перебрал в уме три или четыре модных заведения, он все же направился в один из привычных ресторанчиков на Монпарнасе. Там, конечно, кулинария далека от совершенства, зато в этом ресторанчике его ждет ненавязчивая симпатия и радушная встреча со стороны метрдотеля. Он, быть может, один из тех, кто о нем пожалеет… Андре, преданный шеф-повар ресторана «Ле Глоб». Вот до чего дошло! Матье уже ищет по всему Парижу глаза, готовые его оплакать. Он ощутил себя униженным и виноватым – оба эти чувства были для него естественны, но ненавистны.
Ему вдруг страшно захотелось сделать что-нибудь глупое, и преодолеть это желание он никак не мог. Он спустился по лестнице, ведшей к туалетам и телефонам-автоматам, по лестнице, выложенной темной влажной плиткой, как большинство лестниц в парижских забегаловках. Сколько раз он, еле переводя дыхание, бежал по этим лестницам? Сколько раз закрывался в телефонной будке, чтобы переговорить или попросить к телефону ту, кого любил или с кем хотел поехать куда-нибудь или просто развлечься? Сколько раз… Да нет, пора бы наконец остановиться, изменить образ жизни, подвести воспоминаниям прошлого банальнейший и само собой разумеющийся итог. И он вошел в туалет, отделенный от коридора массивной дверью без задвижки. Чтобы никто его не побеспокоил, он закрылся на стул, после чего разделся до пояса, пристроив на этом самом стуле пиджак, рубашку и галстук. И когда кто-то два-три раза требовательно постучал в дверь, он резко и решительно ответил: «Занято!» Это подействовало.
Над раковиной висело огромное зеркало с неоновым светильником наверху, и Матье стал пристально себя разглядывать. Перед ним предстала некая малопривлекательная личность с кожей зеленоватого оттенка. Быстро переведя взгляд с лица на шею, Матье стал внимательно рассматривать свою грудь. Вглядываясь в свое отражение, он ощущал себя уродом. Все обнаженные мужчины с их жалкими членами казались ему уродливыми (и он считал почти извращением то восхищение и преклонение, с которым отдельные женщины относились к этому неуправляемому и безжалостному органу). Затем Матье стал внимательно вглядываться в тот участок тела, за которым предположительно скрывалось сердце, попытался разглядеть внешние признаки сердцебиения и наконец сосредоточил свой взгляд на конкретной точке, на промежутке между верхней парой ребер, находящемся на едва заметной линии золотистых волосков, спускающихся до самого пупка. И ему представился некий зверь, спрут, безжалостное насекомое, в данный момент вполне живое и здравствующее, увеличивающееся в размерах и втайне отращивающее когти и челюсти. Да, в данный момент во тьме внутренностей, в кровавом мраке телесного месива это отвратительное, целеустремленное, непобедимое существо готовилось его уничтожить, лишить его солнца, ветра, красоты, радости, будущего, а также прошлого. Того самого прошлого, которое уже перестало интересовать всех его близких, за исключением одной из провинциальных теток, которую он терпеть не мог, прошлого, которое исчезнет вместе с ним самим и сознанием, являющимся его средоточием. Итак, Матье во всех его обличьях: маленький мальчик, прыщеватый подросток, а позднее неудовлетворенный юноша, взрослый соблазнитель и архитектор-энтузиаст – всем этим Матье суждено умереть. Из-за этого. Именно из-за этого. И, вытянув дрожащую руку вперед, он положил указательный палец на сердце, на то самое место, где предположительно должно было бы находиться сердце, и очертил круг по периметру этой стратегически важной области. И тут он наткнулся на чудовище, точно вызвал его из мрака, после чего, яростно вскрикнув, Матье с такой силой ударил себя между ребер, что у него перехватило дыхание.
Томимые жаждой настоящего чувства, герои Франсуазы Саган переживают минуты волшебного озарения и щемящей боли, обольщаются, разочаровываются, сомневаются и… верят безоглядно.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Там, где бушуют настоящие страсти, нет места ничтожным страстишкам. Противостоять большой любви почти невозможно, когда на твоем пути встречается кто-то единственный и неповторимый. И ради настоящего счастья можно пройти и через тяжкие муки.
Герои романов Франсуазы Саган, потомки Адама и Евы, как и все смертные, обречены, любить и страдать, ибо нет и, наверное, не было на Земле человека, насладившегося любовью сполна...
В романе Франсуазы Саган «Женщина в гриме» снова рассказывается о любви. О любви, в начале которой ни Он, ни Она не знают, к чему приведет их встреча. Быть может, к недолгой и неудачной связи, быть может, к порыву страсти, не оставляющей ничего, кроме стыда. Но уже невозможно отвести глаза друг от друга и страшно упустить возможность радостного сосуществования, наполненного светом и нежностью.На русском языке роман публикуется впервые.
Любовь — чувство загадочное. Никто не знает, как она приходит, как уходит. Герои романа Франсуазы Саган не задумывались о природе подлинных чувств. И только роковое стечение обстоятельств вынуждает их по — новому взглянуть на своих возлюбленных, жен и друзей, на свое прошлое и настоящее.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.
Любовь – это лабиринт, за каждым поворотом которого открываются манящие дали. И в этом лабиринте хорошо двум влюбленным сердцам. Но когда в закоулки любви проникает третий, он или разрушает иллюзии, или навсегда соединяет двух людей, созданных друг для друга.Там, где бушуют настоящие страсти, нет места ничтожным страстишкам – об этом романы замечательной французской писательницы Франсуазы Саган.
Любви в шалаше не бывает – есть лишь мечта о ней, и, возможно, этой мечте не стоит воплощаться. В классическом романе Франсуазы Саган «Сигнал к капитуляции» воплощенная мечта, как бы пленительна ни была, обречена с первого мгновения – и, тем не менее, прекрасна.«Неверность – это когда тебе нечего сказать мужу, потому что все уже сказано другому».
Обреченная любовь пылкого и взбалмошного юноши и зрелой женщины, измученной равнодушием и изменами любовника, камерный танец двух пар на долгом и порою грустном пути в вечность – в романе классика французской литературы Франсуазы Саган «Любите ли вы Брамса?».
Творческий, тонко чувствующий человек сталкивается с машиной нечеловеческого бытия в оккупированной Франции, пытается быть порядочным, ищет выход, не находит и в итоге принимает единственно правильные, пусть и страшные решения – в поразительном романе современного классика Франсуазы Саган «Рыбья кровь».Счастье мимолетно и лживо. Вечной бывает только печаль.