Прощай, молодость! - [9]

– Я вышиваю.

– Простите… что вы делаете?

– Вышиваю, крестиком. Очень популярное у нас, у отставных моряков, занятие.

– Понятно, – Хокк кашлянул и попятился. – Ну… всего доброго, Никкель.

Закрыв за собой дверь кухни, адвокат покачал головой. Разумеется, он всегда знал, что в мире нет совершенства. Но Никкель, такой, казалось бы, достойный доверия человек, и нате вам! Вышивание крестиком! Хотя, если быть с собой честным, то это не самое плохое. Можно ведь было нанять слугу, который пишет пейзажи маслом, таких психов тоже хватает. А если вспомнить о тех, которые сочиняют стихи или музицируют… нет, вышивание крестиком – это еще ничего, вполне мирное занятие. Вот только лично ему, Хокку, оно совершенно не подходит.

Чем же, все-таки, заняться? В сотый раз обойти комнаты? Затопить камин? Подняться на чердак? Хм, а почему, собственно, и нет? На чердак он заглядывал только один раз, когда осматривал дом перед покупкой. Там свалена какая-то старая мебель, сундуки, чемоданы. Залежи старого пыльного барахла. Почему бы не покопаться в нем?

Хокк неторопливо поднялся по лестнице, толкнул скрипучую дверь и включил свет. Все как он запомнил – покрытая пылью и паутиной свалка. Он постоял немного, засунув руки в карманы и насвистывая мотивчик, пик популярности которого прошел лет тридцать назад. Желание разгребать эти завалы не то, чтобы исчезло совсем, но изрядно съежилось. Реджинальд, все-таки, подошел к ближайшему сундуку, крышка которого была заставлена большими шляпными коробками. Пожалуй, перед чем-нибудь другим, он смог бы устоять. Повернулся бы, выключил свет и спустился вниз. Но шляпные коробки! За время адвокатской практики у Хокка было не меньше двух десятков дел, в которых фигурировали шляпные коробки. Одну нашли на месте преступления, и это дало возможность раскрыть жестокое убийство, пять раз картонки использовались для хранения орудия убийства (три пистолета, один молоток и один флакончик с ядом), а в двух были спрятаны завещания. Но чаще всего, шляпные коробки фигурировали в суде, как тайники, в которых хозяйки хранили драгоценности.

Реджинальд осторожно приподнял крышку одной из коробок. Облачко пыли взметнулось вверх и тут же осело на безупречных рукавах его пиджака.

“Пожалуй, мой костюм не совсем подходит для этого дела. Хотя… в чем проблема? Если я испачкаю костюм, то Никкель его почистит. Я получу удовольствие, а Никкель… у него останется меньше времени на его дурацкие вышивки. Разве это не благое дело? Не всякий хозяин проявляет такую заботу о своем слуге!”

И, не думая больше о сохранности костюма, Реджинальд Хокк принялся потрошить коробки. Шляп в них не было – бриллиантов и пистолетов, впрочем, тоже. В одной коробке он нашел связку тетрадей с конспектами лекций по химии, в другой были свалены полтора десятка сломанных наручных часов (какой маньяк их там собрал?), в третьей пряталась роскошная детская железная дорога, в четвертой лежала поеденная молью вязанная кофта и два деревянных циркуля…

Когда все коробки были спущены на пол, Хокк уже вошел в азарт. Не теряя времени, он распахнул крышку сундука и восхищенно замер, не в силах издать ни звука. Это был не просто сундук, это была аккуратнейшим образом собранная и упакованная химическая лаборатория. Колбы и реторты, пустые и наполненные разноцветными жидкостями и порошками, разных размеров фарфоровые ступки с пестиками, стеклянные палочки и пипетки, мензурки и тигли – все это располагалось в специальных, продуманно расположенных, отделениях и кармашках.

Глаза у Хокка горели.

– Вот это сокровища, – пробормотал он. – О, тут и какой-то учебник есть!

Адвокат достал из сундука толстую книгу в переплете из потемневшей от времени телячьей кожи и наугад раскрыл ее. Словно легкий ветерок пронесся по чердаку: взметнул со страницы полоску бумаги, поднял ее вверх и закружил в воздухе. Собственно, у Хокка не было никакой причины ловить эту пустяковину – подумаешь, закладка выпала! И если бы, кто-нибудь, спросил сейчас: “Уважаемый господин Хокк, а на что вам сдалась эта бумажка?”, адвокат просто не знал бы, что ответить. Скорее всего, он поступил бы так, как обычно делал в суде, когда слышал нечто, для себя неприятное или неожиданное. В таких случаях, Хокк вздергивал правую бровь и бросал на невежу такой взгляд, что тот сразу понимал всю неуместность и бестактность своего выступления. Но поскольку рядом никого не было, семидесятипятилетний адвокат подпрыгивал и размахивал руками, безуспешно пытаясь поймать легкий листок, который продолжал издевательски плясать над его головой.

Разумеется, долго это продолжаться не могло. У Хокка одновременно закололо в боку, прострелило резкой болью правое колено и заныли плечи. А сердце повело себя и вовсе безобразно – оно нахально покинуло грудную клетку и теперь судорожно колотилось в горле, мешая сделать вдох. Адвокат торопливо опустился прямо на пол. Костюм все равно испачкан, а самое необходимое сейчас – вернуть организм в рабочее состояние. Хотя бы, более или менее рабочее.

Мерзкая бумажка еще немного покачалась в воздухе, потом плавно скользнула вниз и опустилась на пол в полуметре от левой ладони Хокка. Он посмотрел на пергамент с отвращением и отвернулся – колено, кажется, успокоилось, но справиться с дыханием пока не удавалось. Реджинальд прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться на этой конкретной и столь важной сейчас задаче, но через секунду снова распахнул их. Пергамент?!! Но этого же просто не может быть! Какой-нибудь тетрадный листок может взлететь от простого сквозняка, а чтобы поднять в воздух пергамент… но это, действительно, был пергамент. И лежал он уже гораздо ближе, теперь Хокк без труда мог дотянуться до него. И даже накрыть ладонью. Не совсем понимая, зачем он делает это, Хокк так и поступил.