Прощай, молодость - [97]

Отвращение к тому, что она сделала, затмило ужас перед ее будущим, и я ничего не видел, кроме картинок, мелькавших у меня в голове, порочных и искаженных.

— Ты с ним не уедешь, — заявил я. — Он не получит того, что принадлежало мне, Хеста, он не получит тебя…

— К чему все это? — спросила она. — Тебе бы следовало подумать об этом раньше, несколько месяцев тому назад. Ты не счел нужным этого сделать, ты никогда не думал ни о чем и ни о ком, кроме себя.

— Хеста…

— Нет — никогда, ни единой минуты. Все время был ты, ты. Ничего не имело значения — кроме того, что затрагивало тебя. Любовь, жизнь, отъезд — на первом месте всегда был ты. Ты не думал ни обо мне, ни о моих чувствах. Я не шла в расчет. Какой же смысл пытаться теперь проявлять обо мне заботу?

Когда она все это говорила, мне казалось, что я не здесь — я стою под фонарным столбом на улице Лондона, и свет фонаря отбрасывает тень на лицо Джейка, стоящего рядом со мной. Я подался вперед и, стыдясь своего любопытства, спрашиваю: «Так что же он все-таки сделал?» А Джейк мягко и как-то странно смотрит на меня. «Просто он был эгоистом, — отвечает он, — и думал о своих удовольствиях». А потом издалека до меня доносится шепот: «Я убил его потому, что он разрушил жизнь одной женщины, которую я даже никогда не видел».

Потом я оказался в шатре цирка, распростертый на земле, из меня уходит жизнь — жизнь, которую я люблю, но сейчас она такая мучительная и потускневшая, и сверху на меня смотрит Джейк, он не сводит с меня глаз…

— Ты не нашел нужным подумать, — продолжала Хеста, — только и всего, не нашел нужным. Может быть, это не твоя вина, просто мы были слишком молоды.

Но умер не я, а Джейк. Он утонул в бухте Мертвецов, а я здесь, один, слушаю сейчас Хесту.

— Что же нам делать? — спросил я и посмотрел на нее так, как будто она была теперь мне чужая — какая-то другая женщина, из какой-то другой жизни.

— Я уезжаю с Хулио, — сказала она.

Я был спокоен и безразличен — казалось, у меня не осталось никаких чувств.

— Это ненадолго, — сказал я. — Вы недолго будете вместе. Что ты будешь делать потом?

— Я ничего не планирую заранее, — ответила она. — Там будет видно. Я буду наслаждаться жизнью. Кто-нибудь подвернется.

— Я хочу, чтобы ты осталась со мной, — заявил я, но голос у меня был какой-то невыразительный, в нем не хватало убежденности.

— Нет, — ответила она, — у нас с тобой все кончено. Ты просишь меня только потому, что считаешь себя ответственным за мою судьбу. Ты не хочешь, чтобы тебя мучили угрызения совести. Мы никогда не могли бы стать прежними. Ты это знаешь. После того, что я была с другим. Ты всегда будешь думать об этом. Даже теперь, когда я только что тебе это сказала, ты уже ко мне переменился, сильно переменился.

— Нет, — возразил я, — нет.

Но я знал, что она права. Я уже был другим мужчиной, а она — другой женщиной.

— Я тебе тоже не нужна, — продолжала она. — Да, я это давно поняла. У тебя есть твое сочинительство — это единственное, что для тебя важно.

— Мое сочинительство? — переспросил я.

— Ты отказался бы ради него от всего на свете. Ты отказался от меня.

Я смотрел на нее, не произнося ни слова.

— Ты будешь продолжать в том же духе, что и всю осень, — сказала она. — Я больше не могу этого выносить. Ты скоро забудешь все это и то, что у нас с тобой было. К тебе придет успех, твою книгу опубликуют, а пьесу поставят, и люди о тебе заговорят. Ведь это то, чего тебе хочется, не так ли? Ради этого ты уехал?

— Ты не понимаешь, — ответил я.

— Нет, понимаю. Я всегда в глубине души знала, что все кончится именно так. Прошлой весной я хотела выйти за тебя замуж, я хотела ребенка, и дом, и заботиться о тебе, и чтобы мы всегда были вместе — как обычные люди. Но ты сказал, что думаешь иначе, сказал, что это нелепо и не имеет никакой цены. А теперь ты будешь свободен, сам по себе, и скоро прославишься своими книгами, и будешь счастлив. А я тоже собираюсь быть счастливой, по-своему — так, как ты меня научил. — Она взяла со стула свою сумочку и шляпу и начала пудрить нос. — Ты всегда говорил: «Давай никогда не будем серьезными», не правда ли? Я постоянно думаю об этом теперь. Я никогда не бываю серьезной. Я смеюсь над людьми и над разными вещами. Это единственное, что остается. Я так и скажу тебе сейчас: давай никогда не будем серьезными, Дик, ведь жизнь так коротка. — Она засмеялась, надевая шляпу. — Думаю, я больше ничего не возьму. На прошлой неделе увезла все, что было мне нужно. Ты предполагаешь жить здесь и дальше?

Я почему-то все еще не верил, что это правда: эта странная обыденность тона, ее голос, естественный и спокойный.

— Я подумала, что мы с Хулио могли бы податься на юг, — сказала она. — Мне ужасно хочется весь день греться на солнце. У него есть немного денег, мне кажется. Не знаю откуда. Вероятно, доит каких-то там родственников. Вообще-то он очень мил, Дик.

И она все это говорит мне? Мы вели себя как люди, встретившиеся на чаепитии. Я попытался вернуться к реальности.

— Ты не счастлива, — сказал я.

Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом.

— Я? — переспросила она. — Мой дорогой, я ужасно счастлива. Это же так весело — чувствовать, что ничего не имеет значения. — Она взглянула на меня с улыбкой — эта новая Хеста, уверенная, хладнокровная. — Ну что же, больше не о чем говорить, не так ли? — заключила она. — Я рада, что сказала тебе, и ты вел себя разумно. Не как мужчины в книгах, убивающие женщин. Можно сказать, мы неплохо провели время, не правда ли? Это несчастное такси ждет на улице со включенным счетчиком.