Прощай генерал… прости! - [36]

Данная «резиденция», как стал объяснять Турецкому адвокат, была и в самом деле тем местом, где губернатор края всегда привечал высоких гостей. А недавно, можно сказать буквально за несколько дней до своей нелепой гибели, он планировал устроить блистательный прием в честь президента, который, как известно, обещал ему лично присутствовать на открытии олимпийской лыжной трассы. Для чего уже были разосланы — именные приглашения ряду известнейших в стране лиц из артистического и музыкального мира, которые участвовали в прошлой выборной кампании Орлова и хорошо преуспели в ней. Все-таки не дотянул Алексей Александрович, вечная ему память и земля, как говорится, пухом, до конца второго срока своего губернаторства. А вообще, событие обещало быть, конечно, очень громким. Кабы не такая трагическая случайность, истинно, все под Богом ходим…

Эти присказки и ссылки на Господа начали Турецкому надоедать, ханжеством от них несло за версту. К тому же не расшаркиваться друг перед другом приехали. Обедать так обедать, чего, понимаешь, тянуть кота за хвост?

А что — резиденция, ну так какие проблемы? Тем более что, судя по обилию всякой прислуги, здесь уже успели обосноваться новые хозяева. И вряд ли, будь сегодня жив Орлов, оказался бы здесь господин адвокат со своим «коллегой», с которым он собирался попутно, может быть даже во время перемены блюд, решить и свои, сугубо меркантильные, проблемы. Не бесплатно же станет пахать на финансовых и криминальных дельцов известный член Московской городской коллегии адвокатов!

И снова угадал Турецкий. Белкин перешел к делу, причем решительно и словно отринув всяческие сомнения, которые, возможно, у него еще оставались, именно после того, как они покончили с чудесной, золотисто-шафранного цвета, стерляжьей ушицей и ожидали, когда им подадут зажаренного на вертеле сибирского осетра.

— Сегодня, надо понимать, у них тут рыбный день! — не без юмора заметил Зорий Августович, еще только проглядывая обеденное меню. На что Турецкий не удержался и спросил:

— А что, это заведение теперь открыто и для широкой публики?

Белкин внимательно, поверх очков, поглядел на него, улыбнулся и ответил:

— Широко известной в крайне узких кругах.

— Я так и думал, — кивнул Александр Борисович.

Как, должно быть, лестно, когда тебя относят к избранным! Да еще в узком кругу!

И вот наконец наступил момент истины.

— Если вы не запамятовали, милейший Александр Борисович, я имел уже честь объявить вам, что некоторые не самые главные проблемы, связанные с количеством… ноликов, — он пальцем изобразил на крахмальной скатерти несколько кружочков, — оказались вполне решаемы.

— Да, — коротко ответил Турецкий.

— При одном условии, — поторопился Белкин и стал ждать новой реакции, но Турецкий с равнодушным выражением молчал. — Фокусы тут не пройдут… извините за некоторую грубость. Но ведь и против правды, как известно, не попрешь, верно? Вас очень хорошо знают те, кто кровно заинтересованы в том, чтобы дело благополучно прекратилось. И в этом случае, опять-таки, если у вас остаются сомнения в вопросе, как поступить, приняв, скажем, сейчас выставленные условия, а после передумав, вы чрезвычайно сильно подвергаете себя ненужному риску. Я понятно изъясняюсь?

— Одну минуточку. Давайте-ка, любезный Зорий Августович, сперва расставим все акценты. Как помнится, я ни разу не сказал вам, что готов по первому же свистку, подобно послушной собачке, остановить мчащийся поезд. Да это мне, собственно, и не под силу. Речь у нас с вами пока шла лишь о том, что вы назвали практически недавно, часу не прошло, сближением мнений. Выяснением взаимных точек соприкосновения. Установлением, хотя бы для начала, некоторого взаимопонимания между мной и, к примеру, вами. Либо — вашими «заказчиками», простите мне расхожий нынешний термин, и, скажем, тем же президентом, который поручил мне вести честное и объективное расследование. Разве не так? Или тогда, значит, я вас где-то неправильно понял?

Белкин, отрешенно глядя на него, молчал. И губы его были поджаты, словно он усилием воли сдерживал готовые сорваться возражения.

— Хорошо, мы оба могли слегка заблуждаться, желая поскорее и к общему согласию решить обоюдоострую проблему. Но в данный момент я вовсе не собираюсь отыгрывать назад, нет. Речь у нас, еще там, в Москве, если помните, вдруг коснулась такого термина, как совесть. На что я вам, — Турецкий широко и открыто улыбнулся, — сказал, что моя личная совесть, вероятно, удовлетворилась бы миллионом долларов, а вы при этом вспомнили знаменитого Остапа, верно? И оба мы засмеялись. Вы, возможно, от неуверенности, что ваши хозяева смогут принять подобное, мягко выражаясь, идиотское предложение, а я от грандиозности суммы, которую себе и представить-то не могу. Далее. Вы объявили, что вопрос решаем. В каком, простите, смысле? Вы привезли миллион? Но тогда где же охрана?

— Вы позволите? — наконец выдохнул Белкин.

— Разумеется, коллега.

— Ну, о миллионе баксов не может быть и речи. Мы все так и поняли ваши слова, в качестве удачной шутки.

Турецкий молча выразил свое удовлетворение объяснением.