— Эдип.
— Нет. Ах да, Джонс. Мистер Джонс. Этот настоящий убийца. Даже странно, ты заметила, Джесс, когда говорят «это судьба», всегда имеют в виду какую-нибудь дрянь. Это как предчувствие. Ты когда-нибудь слышала, чтобы предчувствие было хорошим? Он чувствовал, что засыпает. Анастасия. У них, в Азии, куча всяких классных вещей, это точно. Анастасия. Эвтаназия. Внешняя Монголия. И к тому же это далеко, далеко отовсюду. Никакой судьбы, никаких греков, никаких предчувствий, никакой мамочки, которая как подстилка, о, да, о, вот так, еще, еще, мой дорогой, вот так, да, да, о, мой-йой-ооо…
— Нужно будет как-нибудь съездить туда, Джесс.
— Куда, Ленни?
— Ну, туда, знаешь… Туда. Далеко-далеко. Очень далеко. Может быть, это существует. Прочное. Должно же оно где-нибудь быть, Джесс… Она всхлипывала, прижимая к себе в лунном свете эту солнечную голову.
— Оно есть, Ленни. Это существует. Только пока оно еще очень далеко.
— Что-то где-то все равно должно быть, Джесс. Нельзя же жить в трубе.
— Спи, любовь моя. Спи.
— Я имею в виду Чарли Паркера. Когда он играет, оно существует. Ты это слышишь, оно здесь и говорит с тобой. Когда он дул в свою трубу, было такое впечатление… оно открывалось… ты понимаешь…
— Понимаю, Ленни. Спи, любимый. Спи, мой мальчик. Я никогда тебя не брошу. Никогда. Ты первым оставишь меня. Не бойся. Спи, малыш. Спи.
— Когда он дул в эту трубу, Джесс… тебе казалось, что… что-то сейчас упадет… что-то откроется… и даже что-то будет там, внутри… Ты понимаешь…
— Я понимаю, что ты хочешь сказать.
— Однажды мы поедем туда, вдвоем…
— Да, да, Ленни, поедем. И приедем. Спи. Положи голову. Сюда. Да, вот так. Теперь ты — вся моя жизнь.
— Там, наверное, здорово, там, где-то… Не знаю, где… Не здесь… Ты понимаешь…
— Понимаю, Ленни. Да, я понимаю, что ты хочешь сказать.
— Нельзя жить… в трубе. Джесс… Ты понимаешь…
Баха Калифорния, ноябрь 1963
Париж, март 1968
