Прощай, Африка! - [90]

Али бен Салим жил в красивом белом доме на берегу пролива; множество каменных уступов вели вниз, к морю. Вдоль них стояли домики для гостей, а в большом зале хозяйского дома, выходящем на веранду, хранилась прекрасная коллекция арабских и английских вещей: старинные изделия из слоновой кости и бронзы, фарфор из Ламу, обитые бархатом кресла, фотографии и огромный граммофон. Среди этих вещей, в обитом изнутри атласом ящичке, хранились разрозненные остатки изящного чайного сервиза английского фарфора сороковых годов. Этот сервиз был свадебным подарком от молодой английской королевы и ее супруга сыну занзибарского султана, когда он женился на дочери персидского шаха. Королева и принц-консорт желали, чтобы новобрачные были так же счастливы в браке, как и они сами.

— Ну и что — были они счастливы? — спросила я Шейха Али, когда он вынимал одну за другой и расставлял передо мной маленькие фарфоровые чашечки.

— Увы, нет, — отвечал он. — Молодая жена не хотела бросать верховую езду. Она привезла с собой своих лошадей на том же дау, на котором везли все ее приданое. Однако, народ Занзибара считает верховую езду неприличным занятием для дамы. Создалась очень напряженная обстановка, но принцесса готова была скорее расстаться с мужем, чем со своими лошадьми, и, в конце концов, супруги развелись, и дочь персидского шаха вернулась обратно в Персию.

В гавани Момбасы стоял ветхий, ржавый немецкий грузовой пароход, направлявшийся в Европу. Мы прошли мимо на гребной лодке — ее мне предоставлял Али бен Салим вместе со своими гребцами-суахили — дважды, по пути на остров и обратно. На палубе парохода стоял высокий деревянный ящик, и над верхним его краем высовывались головы двух жирафов. Как рассказал мне Фарах, побывавший на борту корабля, их везли из португальской колонии на востоке Африки в Гамбург, для бродячего зверинца.

Жирафы поворачивали свои изящные головки то в одну, то в другую сторону, словно в недоумении, и в этом не было ничего удивительного. Они никогда в жизни не видели моря. В узком ящике им едва хватало места, чтобы стоять. Мир словно внезапно сжался, преобразился и сомкнулся со всех сторон, тесня их.

Разумеется, они не знали и не могли вообразить, куда их везут, на какие унижения их обрекли. Ведь это были гордые, чистые существа, мирные обитатели бескрайних равнин, легкой иноходью плывущие среди высоких трав. Они не ведали, что такое неволя, холод, дым, вонь, чесотка, какая страшная скука ждет их в тягостной монотонности мира, где никогда ничего не происходит.

Зрители в тусклых, дурно пахнущих одеждах будут приходить с улиц, где только ветер и слякоть, чтобы поглазеть на жирафов и еще раз убедиться в превосходстве человека над бессловесными тварями. Они будут покатываться со смеху, тыкая пальцами в жирафов, смеясь над их тонкими, стройными шеями, когда над брусьями ограды покажутся изящные головы вот с этим выражением бесконечного терпения, с дымчато-серыми агатовыми глазами — уж больно длинными кажутся эти шеи под низким навесом! Дети будут пугаться и реветь, или вдруг начнут смотреть на жирафов влюбленными, восторженными глазенками и совать им огрызки хлеба. Тогда отцы и мамаши признают, что жирафы — славные звери, и порадуются, что доставили детишкам такое удовольствие.

Не приснится ли жирафам, в их долгом плену, потерянная родина? Где же она теперь, куда исчезла высокая трава и терновые деревья, где реки, чистые озера и голубые горы? В какую высь улетел пьянящий свежий ветер, веявший над землей? Куда девались другие жирафы, которые бежали бок о бок с ними, скакали галопом вверх и вниз по волнам холмов? Они покинули своих собратьев, они скрылись из глаз и, должно быть, уже никогда не вернутся. А где полная луна, озаряющая ночь? Жирафы топчутся и просыпаются в фургоне бродячего зверинца, в тесной клетке, провонявшей гнилой соломой и пивом.

Прощайте, прощайте! Я желаю вам на прощанье легкой смерти в пути — вам обоим! — пусть ни одна из этих благородных головок, которые сейчас с таким удивлением выглядывают из ящика под синим небом Момбасы, не останется в полном одиночестве, до самой смерти обреченная высматривать кого-то, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, в Гамбурге, где никто ничего не знает об Африке.

Что же касается нас, людей — придется нам сначала найти кого-нибудь, кто нанес бы нам злейшую обиду — только тогда мы получим право просить у жирафов прощения за нанесенную им злую обиду и учиненное над ними беззаконие.

В зверинце

Лет сто назад путешественник-датчанин, граф Шиммельман, случайно встретил небольшой странствующий зверинец, который ему очень понравился. Приехав в Гамбург, он каждый день ходил вокруг зверинца, хотя никак не мог точно объяснить, чем его привлекали эти грязные, обшарпанные фургоны. На самом деле зверинец затронул какую-то струну в его душе. Стояла зима с лютыми морозами. Сторожа в сарае каждый день разжигали старую печурку, пока она не накалялась, светясь чистым розовым светом в бурой тьме прохода между клетками с животными, но все же сквозняк и колючий ветер пробирали зрителей до костей.