Прощание с весельем - [19]
— Так ведь решен вопрос, Сан Иваныч! Давно решен. Я когда еще распоряжение отдал.
— А-а, ну ладно, — говорит начальник. — Значит, не анонимка. Ты проконтролируй лично.
Между тем избенка бабушки заваливается. Ну, не окончательно, правда, заваливается, а потолок в ней делается корытом, по ночам грозно потрескивает, жить в избенке становится страшно — и бабушка, за христа ради, переселяется к соседям. Возмущенные соседи звонят куда-то — и разражается маленькая буря. Вышеупомянутого бестию Власа, через голову «барина», вызывают на ковер к начальнику. И тут, на ковре выясняется, что лимиты действительно исчерпаны. Сохранялся некоторый НЗ, но он (Влас подает это тончайше, иносказательно, упаси боже хоть одно слово, которое к делу пришить можно), НЗ этот, отправлен на строящуюся дачу начальника.
Начальник густо кашляет в кулак, долго для чего-то протирает очки и наконец поднимает на Власа отвердевшие глаза:
— Ну что, неужели тебя еще учить надо? Изыщи там чего-нибудь из некондиционного. Подлатай. Да будущего года.
После этого к бабушке Нениле заявляется разбитной парень с промасленной железнодорожной шпалой на плече. Несколькими ударами кувалды он загоняет шпалу под матицу и, молодецки подбоченясь, говорит:
— Ну, бабка, живи сто лет! Только громко не чихай. За шпалу я ручаюсь, а потолок твой может не выдержать.
Так вот, я пишу это и однажды, случается, читаю со сцены. После выступления меня отзывает в сторону один мужчина. Я его еще раньше приметил. Он сидел в третьем ряду — широкоплечий, прямой, напряженный, ни разу не улыбнулся, — очень смущал меня своим видом. Сейчас мужчина бледен, взволнован.
— Скажите, — говорит он полушепотом. — Как вам удалось это напечатать? Я понимаю: вы бабушкино, имя изменили, ее на самом деле Анастасия Федоровна звали. И чавокает она у вас. В действительности-то она, конечно, не чавокала: бывшая учительница как-никак, словесница, заслуженная пенсионерка. Она у нас, при домоуправлении, кружок вышивания вела. Вела… царство ей небесное, как говорится. Нет, ее не придавило, когда избушка обрушилась. Она от нервного потрясения, как видно. С неделю еще лежала, не поднимаясь. Да вы же знаете — что я говорю… Но за Власа огромное вам спасибо. Даже подлинное имя оставили. Надо было еще и фамилию назвать. С-сукин сын разэтакий! Ведь он доски-то, вагонку, на собственную дачу упер. Вы, правда, начальнику их переадресовали. Что ж, это даже точнее — в смысле художественной правды. Тем более что начальнику он их тоже возил — раньше… Но как вам все-таки удалось напечатать?
Я стою, моргаю. Я, конечно, знаю власов, но не знаю Власа. Конкретного. О котором речь. И пытаюсь объяснить это мужчине.
— А про шпалу? — уличает он меня. — Ведь шпалу этот прохиндей Петька Казаков гнилую принес. И мерзкий свой совет без синонимов вылепил. Открытым текстом. Бабка, сказал, не… ну, не издавай, в общем звуков… Нет, я просто удивляюсь, как вам позволили. Особенно про начальника? — Тут мужчина понижает голос до полного шепота: — Про самого-то Христарадина, а?
Боже мой, не знаю я никакого Христарадина! Точно так же, как не знаю Подпругину — бывшую начальницу всего городского общепита. Мелких жуликов по телевизору показывали — точно. И я написал об этом рассказ. А с Подпругиной не был знаком.
Но мне звонит женщина, не представляется почему-то, и голосом с властными, покровительственными нотками благодарит за то, что я отважился в своей статье (так она называет мой рассказ) упомянуть эту зарвавшуюся хищницу Подпругину. Хотя и под фамилией Постромкиной.
— Но как вам удалось это опубликовать? — спрашивает она. — Или все-таки разрешили? Как бы в художественной форме? Так-так… Под суд-то не рискнули отдать — у самих рыльце в пушку. Ну, хорошо хоть в художественной… Кстати, раз уж вас к этому делу допустили: не на две дачи она наворовала, а на пять. Мы-то знаем…
Ну вот, читатель, поскольку заявлен не рассказ и обещаны отступления, давайте маленько и отступим.
Итак, они-то знают. И мы знаем. И вообще все знают. Про всё. Такой век: повальная образованность, информационный взрыв, отсутствие расстояний, ликвидация белых пятен на карте общественной жизни.
Когда-то Великий Сатирик написал про город Глупов — и открыл не город даже, а целую страну. Да что страну — эпоху! Просвещенное общество ахнуло: как?! Неужели есть такие города?! И такие градоначальники?! И такие обыватели?!.. Как же мы раньше этого не замечали? Да нет, замечали. Назвать-то почему не умели?
А другой Великий Писатель вывел фигуру хамелеона. И тоже открыл глаза публике. «А ведь и точно — хамелеон, — сказала публика. — Вот они, значит, какие, хамелеоны. И вот оно какое — хамелеонство».
Нынче век открытий миновал. Все открыто. И все известно. Всем. Профессорам и таксистам, кондитерам и студентам, директорам и домохозяйкам, танцорам и нефтяникам, плотникам и мореплавателям.
Известно:
что нельзя плевать в колодец и что тем не менее плюем;
и почему пока не можем не плевать;
и какой вред от этого плевания грядущим поколениям;
и как его при желании уменьшить;
и от чьего желания это зависит;
и почему тем, от чьего желания это зависит, невыгодно на своем желании настаивать.
Книги сибирского писателя Николая Самохина, выходившие довольно регулярно как в Новосибирске, так и в Москве, до прилавков книжных магазинов, как правило, не доходили, в библиотеках за ними выстраивались очереди, а почитатели его таланта в разговорах нередко цитировали наиболее запомнившиеся фразы, как цитируют до сих пор реплики из замечательных советских комедий.
Город военных лет, тыловой, трудовой, отдающий все силы для фронта, для победы, город послевоенный, с его окраинными призаводскими улочками, и город современный, с крупными предприятиями и научными институтами, с шумными проспектами и тихими парками — таково время и место действия в повестях и рассказах новосибирского прозаика Н. Самохина, составивших сборник. В самых разных ситуациях испытывает жизнь его героев на честность, доброту, нравственную чистоту. Многие рассказы окрашены легкой иронией, присущей прозе Н.
В эту книгу Н.Я.Самохина (1934–1989) внлючены лучшие произведения писателя, впервые опубликованные на страницах старейшего сибирского журнала и получившие широкое признание.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.