Прощание с плейбоем - [54]

– В том самом.

– А как вы узнаете Омелина?

– Людмила будет с ним. У нее же тоже в это время обеденный перерыв, и ей нужно поесть.

– По-моему, дело тут не в обеде, – усмехнулся Морис.

– А в чем? – равнодушно спросила Мирослава.

– В женском любопытстве!

– А! Ну куда ж от него денешься, от женского-то любопытства, – лукаво подмигнула она ему.

– Никуда. Но у меня еще один вопрос.

– Какой?

– Почему она позвонила в пять утра?

– Потому, что у нее шило в попе.

– Что у нее?! – изумился Морис.

– В смысле нетерпение.

– Все равно не понял!

– Короче, у нее бессонница и она вертелась с боку на бок и ни о чем другом, кроме как об Омелине, думать не могла. Не выдержала и позвонила.

– А почему же она не позвонила вчера вечером?

– Потому, что была уверена, что дотерпит до утра!

Морис посмотрел на Мирославу такими глазами, что она не выдержала и расхохоталась.

– Так вот она какая, женская логика, – проговорил Морис упавшим голосом.

– Ты можешь представлять ее какой угодно, – разрешила Мирослава и сообщила: – Я пошла досыпать.

– Я тоже, хотя даже не знаю, усну ли…

– Уснешь, куда ты денешься.

– А вдруг у меня тоже появится это самое шило в одном месте?

– Не появится. Это не заразно, – уверила его Волгина и, подхватив тершегося у ее ног Дона, ушла к себе.

Но тем не менее оба детектива поднялись в это утро раньше обычного.

За завтраком Мирослава сказала:

– Мне нужна твоя помощь.

– Какая именно?

– Я хочу, чтобы ты поехал со мной и взял на себя Людмилу.

Он поднял на нее вопросительный взгляд, и она объяснила:

– Я хочу поговорить с Омелиным тет-а-тет, и мне вовсе не нужен третий лишний.

– Понятно, а если она не захочет?

– Ты просто обязан ее очаровать!

– Насколько мне известно, она замужем, – небрежно проговорил Миндаугас.

– Так я же не прошу тебя тащить ее в постель, так, невинный флирт.

– И на этом спасибо, – хмыкнул Морис и спросил: – На утро у вас нет заданий для меня?

– Увы, – развела она руками.

– Тогда я после завтрака иду собирать крыжовник.

– Он же колючий, – поддразнила его Мирослава.

– Да уж не колючее некоторых.

– Ты имеешь в виду Дона? – поинтересовалась она невинно.

– Нет, кого-то другого…

– Да? Даже не могу представить, кого именно. – А потом Мирослава весело рассмеялась и сказала: – Я пойду с тобой, буду за тобой присматривать.

– Присматривать или собирать ягоды? – уточнил он.

– И то и другое.

– Кстати, – сказал Морис, – я видел объявление, что на плодовой выставке в городе осенью будут продавать сорта неколючего крыжовника.

– А разве такие есть? – усомнилась Мирослава.

– Есть, раз дали объявление.

– Какой ты у меня логичный, – фыркнула Мирослава.

Он в ответ одарил ее внимательным взглядом, но не произнес ни слова.

До того времени, как им нужно было ехать на встречу с Омелиным, они вдвоем собрали целую корзину.

– Если завтра вы меня никуда не потянете, то я займусь крыжовником.

– А чего им заниматься?

– Как чего?! Сварю варенье и замариную.

– А может, так съедим? – предложила она.

– Для еды там через два-три дня опять поспеет.

– Ну хоть часть этого оставь! Ты же знаешь, как я люблю есть розовый мохнатенький крыжовник.

– Действительно, – согласился Морис, – к тому же вечером может приехать помощник по поеданию ягод.

Имел в виду он, конечно, Шуру Наполеонова.

– Третью часть оставлю, – решил Миндаугас окончательно.

– Спасибо тебе, благодетель наш! – Мирослава неожиданно быстро приблизилась к нему и чмокнула его в щеку.

Морис прижал руку к тому месту, которого коснулись ее губы, и глубоко вздохнул.

До него донесся с лестницы голос Мирославы:

– Давай собираться, через полчаса выезжаем.

Морис остановил автомобиль на стоянке «Шаловливого ветерка». Он обожал Старый город не столько за потрясающе красивую и бесконечно длинную набережную Волги, сколько за старинные здания, среди которых были и католический, и лютеранский соборы. Ему нравилась широкая пешеходная улица с ее фонтанами, морем цветов и неспешным течением туристов и местных жителей. Нравился ему также речной порт с причаливающими белыми прогулочными и туристическими теплоходами, и быстрые «Омики», и неспешно ползущие по реке черные баржи.

Он поймал себя на том, что влюбился в этот город, который до революции называли купеческим, а в годы советской власти промышленным. Современный же город, по словам Шуры и Мирославы, начал стремительно преображаться и хорошеть за несколько лет до чемпионата мира по футболу. Но уже и на глазах Мориса произошло множество преобразований.

Занятый своими мыслями, Морис очнулся от радостного женского крика:

– Мирослава! Мы вот они!

Он повернул голову и увидел женщину, машущую им руками. Рядом с ней переминался с ноги на ногу долговязый мужчина, одетый в модный летний костюм.

Детективы направились к ним, но женщина их опередила, она буквально подлетела к «БМВ», оперлась на машину и сказала одобряюще:

– Классная бээмвэшка!

Морис уже понял, что это и есть Людмила, и смотрел на нее со смешанным чувством растерянности и интереса. Мужчина по-прежнему топтался позади своей спутницы.

– Знакомьтесь, – наконец сказала она, – это Паша Омелин, горячий поклонник Сашеньки Калитиной. – Люда весело рассмеялась.

А Омелин неуклюже толкнул ее в бок.