Прощание с плейбоем - [47]

Марина листала альбомы, с затаенной печалью рассматривая изображения своего мужа, начиная с младенчества и заканчивая образом взрослого мужчины. Здесь были и их свадебные фотографии, и фото с уже родившимися детьми. Но вот никаких фотографий девочки, девушки в них не было.

– Удивительно, – проговорила Мирослава.

– Может быть, их изъяла полиция? – растерянно предположила Марина.

– Может быть, – не стала спорить Мирослава. – Ну что ж, больше делать нам здесь нечего, – заключила она и изъявила готовность сию минуту отправиться снова в Новое городище.

– Да, да, конечно, – заторопилась Марина.

Еще полтора часа детективы потратили на то, чтобы отвезти Солодовникову домой, и еще столько же, чтобы вернуться обратно.

– Кажется, наша речная прогулка, как это говорят в России, «накрылась медным тазом», – весело подмигнул Мирославе Морис.

– И чему ты радуешься? – спросила она сердито.

– Жизни, – отозвался он невозмутимо.

– Ну, ну. – Мирослава достала сотовый. Морис предположил, что звонить она станет Наполеонову, ан нет, Волгина назвала абонента Григорием и спросила: – Гриша, у вас сохранились фотографии Александры Калитиной?

Морис не слышал, что голос из сотового ответил вопросом на вопрос:

– Откуда?

– Вы же дружили с Солодовниковым!

– Ну и что?

– А с выпускного?

– Мои с выпускного остались.

– А Сашины?

– Она была на год младше нас и фотографий со своего выпускного мне не дарила.

– Понятно. А у Солодовниковых они были?

– Естественно, – сказал Томилин, а потом добавил: – Если только Сашка, уезжая, не забрала их с собой.

– Она могла это сделать?

– Почему бы и нет…

– Вплоть до того, что взять даже свои младенческие фотографии?

Томилин молчал, а Мирослава представила, как он пожимает плечами.

– Хорошо, – сказала она, – до свиданья. – И, не дожидаясь его ответа, отключилась.

Повернувшись к Морису, она сказала:

– Здесь недалеко живет подруга Александры Таня Черепанова, но девушка глубоко беременна, поэтому пока мы ее тревожить не будем. Можно еще завалиться в магазин, где работает еще одна бывшая подруга Калитиной, Светлана Волховая, но интуиция мне подсказывает, что лучше всего дождаться возвращения с югов Люси Гвоздиковой.

– Вы уверены, что правильно расшифровали подсказку? – спросил, стараясь не улыбаться, Морис.

– Какую еще подсказку?

– Своей интуиции. – Он все-таки не выдержал и улыбнулся.

– Стопудово, – заверила она, одарив его язвительным взглядом.

– Тогда домой? – вздохнул Морис.

– Как скажешь…

«Откуда такая покладистость?» – подумал Морис и подозрительно взглянул на Волгину. Но судя по выражению ее лица, она уже была где-то далеко.

Так что, к неописуемой радости Дона, они приехали домой задолго до наступления вечера.

Зазвонил сотовый Мориса.

– Алло, – отозвался он.

– Вы сейчас где? – поинтересовался голос Шуры Наполеонова.

– Дома, – вздохнул Морис.

– Здорово! Я как раз еду к вам. У вас есть что-нибудь поесть?

– До тех пор, пока ты приедешь, будет.

– Шура? – усмехнулась Мирослава.

– Угадали.

– Неужели ты собираешься сейчас еще с готовкой возиться? – спросила она, глядя на него с жалостью.

– Это все не так трудоемко, как вам представляется – я сейчас поставлю в духовку курицу.

– Так она мерзлая!

– Я оставил ее размораживаться прежде, чем мы покинули дом.

Мирослава посмотрела на него с уважением, но тут же снова вздохнула:

– Шура затребует сладкого.

– Со вчерашнего дня у нас остался практически целый кекс, плюс к этому нераспечатанная коробка пирожных и мороженое в камере.

– Запасливый ты мой, – пробормотала Волгина себе под нос.

Слух Миндаугаса уловил слово «мой», и он довольно улыбнулся. Через пятнадцать минут посвежевшая после душа Мирослава помогала Морису, несмотря на все его протесты, резать овощи на салат. К приезду Наполеонова все было готово.

Шура первым делом набросился на курицу, салат он нехотя поковырял вилкой и, видя, что Мирослава не сводит с него строгого взгляда, все-таки съел его.

Наполеонов никак не мог взять в толк, с какой это стати и его мать, и его друзья, точно сговорившись, твердили в один голос, что овощи полезны для его здоровья. Лично он был уверен, что ему полезно мясо и пирожные. «Но против общественности, как говорится, не попрешь», – вздыхал про себя Наполеонов и отправлял в рот малую толику овощей.

Вот и на этот раз, глотая ненавистный салат, он с вожделением думал о встрече его рта с пирожными. И наконец долгожданный миг наступил. Приятной неожиданностью был поданный на стол лимонный кекс. Отдав должное ужину, Наполеонов изъявил желание спеть.

– А поговорить ты не хочешь? – спросила его Мирослава.

– Потом поговорим, – отмахнулся он.

Морис принес гитару и положил ее перед Шурой.

Наполеонов взял с превеликой нежностью в руки инструмент, пробежал легко пальцами по струнам и запел:

Отчего ты мной играешь?

Хочешь сердце мне разбить?

Я люблю тебя, ты знаешь.

Без тебя не в силах жить.

Ну а ты легко меняешь

Правила игры своей

И меня не замечаешь

Почему? Скажи скорей!

Светит месяц в темном небе,

Ветер спит в траве густой.

И колючей розы стебель

Ты мне даришь, – «дорогой,

Чуешь, как благоухает?

Это мой тебе ответ.

По нему ты разгадаешь,

Да скажу я или нет».

Закончив петь, он обратился к Морису.