Прощание с детством - [53]

— Когда ты уже починишь тостер!? — послышался из кухни недовольный голос ее матери, — сколько можно!?

— Когда у меня будет время, тогда и починю, — ответил отец.

— Да у тебя никогда времени нет на нас и на домашние дела! — грустно воскликнула Ольга Андреевна.

Соня тяжело вздохнула, села за стол и стала в одиночестве ковырять салат на своей тарелке тяжелой старинной вилкой из того набора, который достался им от прабабушки, и которым они пользовались только по праздникам.

— Всю кровь мою выпила, стерва! — выкрикнул Иван Семенович и хлопнув дверью ушел в свою комнату. Ольга Андреевна еще долгое время посылала ему в след разные проклятья, которые Соня уже давным-давно все знала наизусть.

Соня посмотрела на часы и отметила, что до нового года осталось меньше часа, а садиться за праздничный ужин в ее семье никто не торопился. Шрамы на руке болели, но постепенно заживали, а Соня все сильнее растягивала рукава свитеров, натягивая их по самые пальцы.

— Что за мерзкая баба!? И в праздник умудрилась настроение испортить, — ворчал за стенкой отец.

— И я еще мерзкая, — злобно пробормотала Ольга Андреевна, шурша пачкой сигарет, которую она всегда доставала только тогда, когда нервничала. Конечно, она все слышала, что говорит муж, к ее величайшему счастью, в скором времени, бывший.

А Соня слышала, что говорят они оба и грустно пережевывала салат, обреченно уставившись в экран телевизора, где шел какой-то дурацкий «огонек», все звезды в котором раздражали ее одинаково сильно.

— Нет, ну что за мужик! — говорила Светлана Петровна, протягивая Мише тарелки, чтобы он отнес их к столу. Парень грустно выполнял ее поручения и украдкой поглядывал на отца, который с невозмутимым видом продолжал паять какую-то схему в своем углу. По последним данным сына он собирал из двух старых сломанных радиоприемников один новый, но рабочий. Но матери же этого не объяснишь, как не объяснишь того, что он хотел закончить эту работу до нового года. Такая у него была привычка еще с молодости — что все дела нужно было оставить в году уходящем, чтобы без сомнений, браться за новые и ожидать в них успеха.

— Тебе помочь? — услужливо спросил Миша, но Степан Аркадьевич только улыбнулся ему и потрепал его по пушистым светлым волосам цвета пшеницы в яркий солнечный день.

— Нет, Мишутка, — ласково сказал он, — какой ты у меня хороший мальчик.

Голос его прозвучал как-то грустно и потерянно, он бросил на сына один короткий взгляд и тут же отвернулся к своему детищу, поправил очки с толстыми стеклами, которые скользнули у него с носа и чуть не упали.

В комнату вошла Светлана Петровна, поставила на стол две миски с салатами, украшенные листочками зелени, так она делала всегда, сколько Миша себя помнил. В детстве его убеждали, что эта зелень «травка, которая сама выросла» и он даже верил в этот бред. Впрочем, в детстве всегда проще верить, во что угодно. В травку, маму-папу, Бога, солнце, деда Мороза, чудеса или сказки. Просто почему-то получается, верить и все, а теперь, как он не старался, он не мог найти твердой земли, на которой мог бы стоять без сомнения.

— Стёп, где у нас шампанское? — обратилась она к мужу весьма миролюбиво, хотя и сейчас в ее голосе звучала привычная жесткость, — и вино, то, которое я из Крыма привезла.

— Не знаю, — не отрываясь от своего дела, промямлил Степан Аркадьевич.

Светлана Петровна недовольно поджала тонкие губы, и они обтянули ее агрессивные верхние зубы, отчего-то напоминавшие кроличьи, но куда более острые. Как и язык.

— Иди порежь колбасу, — приказала женщина Мише и распорядилась, — только ровно, а не как ты ее обычно кромсаешь. И выложи на блюдце.

— На какое? — уточнил Миша.

— Ну что за человек такой бестолковый! — всплеснула руками Светлана Петровна, — любое красивое блюдце возьми.

— Хорошо, — буркнул Миша и ушел на кухню, стал искать это самое красивое блюдце, в конце-концов взял первое попавшееся с темно-синей каемочкой и красными цветами. На точно таких же им в школе давали завтраки в начальной школе, почему-то это запомнилось ему очень ясно, хотя такой мелочи он никогда не придавал значения. Миша резал колбасу так тонко, как только мог, опасаясь гнева матери, и думал о том, что с куда большим удовольствием, он бы встретил этот новый год с Сашкой, которого ему не позволили пригласить. «У Саши своя семья», — строго сказала Светлана Петровна и хотя открыто она не выражала неприязни, ей совсем не нравилась их дружба. Как цинично с ее стороны было делать вид, что она жалеет Сашу и любит как своего, а за его спиной много раз напоминать Мише и Степану Аркадьевичу, что сын алкоголика тоже рано или поздно станет алкоголиком и он не товарищ будущему ученому.

Миша даже допустил мысль сбежать из дома и пойти к другу, но почему-то остановил себя, вспомнив, как видел того с Ритой. Ему сразу же расхотелось и он вспомнил об этой самовлюбленной девушке, которая никогда не замечала его существования. Где она? С кем она? Как она встречает этот новый год?

— Ты неудачник и недотепа! — услышала он вдруг голос матери из комнаты, — вместо того, чтобы помогать нам, возишься с этой ерундой! — дальше последовал звон бьющейся посуды, кажется Светлана Петровна чем-то кинула в отца, — какой ты пример подаешь сыну?! — при этом Степан Аркадьевич как обычно смиренно молчал, слушая ее претензии, — даже не можешь сказать мне, где это проклятое вино! Да ты тряпка, а не мужик! Посмотри на себя, нестриженный, небритый, рубашку погладить тебе, конечно же, некогда, что уж там говорить, к празднику себя в порядок привести! — она топнула ногой и стала чем-то грохотать, вроде бы стулом, — ничтожество! Великий ученый, конечно! Всю квартиру своими железками завалил, никакого от тебя толку!