Прощание с ангелами - [29]

— Франц был на вечере у Мари Дюренкамп, — сказала она.

Она почувствовала у себя на спине сильную руку Ганса, прикосновение его пальцев и легонько прижалась к нему.

— Ты ищешь его в Риме, а он развлекается на вилле с Мари. Здорово. По-моему, это просто здорово.

Он рассмеялся, и Анна рассердилась, что он смеется. Для такого Франц слишком, молод, совсем ребенок. Девушка гораздо старше. Дело может кончиться скандалом. Ах, как неприятно.

Она сделала шаг вперед, освобождаясь от его объятий.

— Я позвоню Мари, — сказала она.

И тут Ганс, второй раз за это утро, вышел из себя, хотя ему стоило немалых трудов успокоиться по дороге в гараж. Пора положить этому конец. Сил никаких нет. Анна способна скомпрометировать не только себя, но и его заодно.

— Ты ставишь себя в дурацкое положение независимо от того, у Мари он сейчас или нет.

— Я должна позвонить Мари.

Когда она в таком состоянии, с ней не сладить, это он знал. И чтобы удержать ее от подобных штучек, как он их называл, Ганс сказал:

— Я сегодня должен быть у Дюренкампов. У меня с ним дела. Так пристойней. И незачем тебе сидеть дома. Я позвоню в «Жизель».

Анна покорилась. Ганс сообразительнее и умнее ее, он добивается всего, чего ни захочет. Сомнения нет, Ганс скоро узнает, куда делся Франц. И охваченная новой надеждой, она согласилась, чтобы он отвез ее в «Жизель» — «Меховой салон «Жизель» Анны Гошель».

Ганс позвонил через два часа.

— У Дюренкампов его тоже нет. Только ради бога не надо сразу же сходить с ума. У мальчика могут быть свои дела. Переходный возраст. В один прекрасный день он явится будто ни в чем не бывало.

Она слышала, как Ганс говорит еще что-то, но не понимала ни слова. Ужас вдруг пронзил ее: а вдруг Франц никогда больше не вернется? Она никак не могла понять, из-за чего Франц оставил дом, ибо единственную догадку, которая навязчиво приходила к ней и которая могла бы все объяснить, эту ужасную догадку — Франц что-то заметил, а что именно он заметил и как он мог что-то заметить? — эту догадку она гнала от себя. Но весь ход ее мыслей снова и снова приводил к одному: Франц узнал, какой поступок она совершила и не перестает совершать по сей день. Его странное поведение в последнее время — досаду, замкнутость, холодную злость — вполне можно объяснить тем, что мальчик узнал правду.

У нее не было сил вернуть на лицо улыбку, хотя перед клиентами необходимо улыбаться.

Она глянула в зеркало и увидела там старуху с дряблой кожей, особенно под глазами.

Во всем — в ее несчастье и в несчастье детей — виноват он, Людвиг.

Эта мысль доставила ей некоторое удовлетворение.

«Анна Марула, готовы ли вы взять в мужья Людвига Гошеля? Тогда отвечайте громко и отчетливо: «Да».

Даже в утро своей свадьбы она думала, что не сможет ответить «да». А все будут стоять кругом и ждать. И вслушиваться в стократное молчание.

«Готовы ли вы?»

Да, во всем виноват он, благочестивый кривобокий сапожник. Его омерзительные руки, которыми он гладил ее волосы, ее тело.

«Мама, я больше туда не пойду. Пусть забирает назад свои чулки и гарнитуры».

«Ты хочешь получать чулки от патера Зигисберта?»

«Ничего я не хочу. И замолчи, мама».

Надо было сказать: «Да, да, да, от него, от того, кто навлек позор на свой орден, от совратителя и отступника». Это он — боже мой, надо было признаться, — это он приезжал каждый год к ним в Гинденбург подыскивать учеников для ордена Сердца Иисусова, это он поместил Макса в «Christus Rex», миссионерскую школу, а потом приехал, чтобы забрать и Томаса, младшего: должно быть, он заметил, как дрожат у нее губы, когда во время причастия он кладет облатку ей на язык. От той ночи с ним остался лишь слабый лунный свет да кровать, где лежала она, а он стоял перед ней на коленях, прижимая лицо к ее холодным ногам.

«Что вы делаете? Вы не должны так делать».

Она вышла из салона через заднюю дверь, даже не предупредив служащих, что уходит. Ей было все равно. Что теперь делать, она не знала и поэтому надумала съездить к Людвигу, в Камиллианскую больницу. Ей вдруг захотелось прямо в лицо сказать Людвигу, что он ей противен и был противен всегда, с первого дня. Она упивалась этой мыслью. Наконец-то она нарушит самодовольное благочестие кроткого смиренника.

Но непостоянная в чувствах и в мыслях, Анна вдруг передумала. Велела шоферу вернуться в город и отвезти ее домой. Франц может быть у Макса. Удивительно, как это ей раньше не пришло в голову.

Брат собирался съездить на Бодензее. Он там часто отдыхает, он и Франца как-то приглашал составить ему компанию. Мальчик привязан к Максу. Это ее всегда радовало.

Надежда была так сильна, что обратилась в уверенность. Ларчик открывается просто. И Ганс прав, как это он сказал за завтраком? Ах, да — своей невыдержанностью и слепой любовью она выживает мальчика из дому.

3

Герберт принял ванну и проспал два часа. Теперь он чувствовал себя вполне свежим, как и утром, когда садился в самолет. Солнечная оживленность городских улиц уже по дороге с аэродрома захватила его. Гора Витоша совсем рядом, она так и манит ехать дальше, дальше, в зелень горных хребтов, и выше, выше, в глубокую синеву неба над ними.