Прощание - [11]

На следующий день он сделал Ольге Степановне предложение. Вечером, после концерта (фрагменты из «Спящей», «Франческа» и «Струнная серенада» Чайковского), они тихо шли по Потемкинской к ее дому. Воздух был обволакивающим и теплым: дурманящий запах цветов сливался с острым запахом летней, сильной, но еще совсем свежей листвы. Во всем этом ему вдруг почудилось что-то знакомое, и он вспомнил, как в тридцать девятом, семь лет назад, в прошлой жизни, шел с Люсей мимо решетки Летнего сада. Да-да, такой же, на удивление такой был вечер, такой же недвижный воздух, замершие на миг стрелки часов и — догадка, что Люся ждет от него… чего? формального предложения? Какая нелепость, кольнуло его тогда, неужели она не уверена в прочности наших отношений? А ведь если б он произнес тогда эта слова, она поехала бы с ним к заболевшему отцу, поехала бы как жена. Неужели именно та минута разрушила все дальнейшее? Нет, это было бы слишком глупо.

Они уже подходили к дому Ольги Степановны, звук шагов далеко разносился по тихой улице, и Александр Петрович вдруг понял, что они идут молча и слаженно, а объяснение должно состояться здесь и сейчас. «Оля», — начал он тихо. Может быть, все же не надо, успело мелькнуть в голове, но губы уже говорили невесть откуда взявшиеся слова, и, глядя на дрожащее лицо Ольги Степановны, он думал, что вся эта сцена словно взята из плесенью пропахшего романа, в котором немолодой чиновник, взвесивший все обстоятельства, решает наконец соединиться с девицей О. «Ты согласна? Ты хочешь этого?» — строго спросил Александр Петрович, изо всех сил пытаясь отодвинуть червяком извивающегося титулярного советника. «Да, — сказала она, прижимая руки к щекам, и, правильно чувствуя интонацию сцены, добавила: — Время еще не позднее. Может быть, ты зайдешь? Мама будет так рада».

Варвара Васильевна не спала, сразу же вышла навстречу, в том самом синем, до полу, платье, и на секунду Котельникову показалось, что она точно знает, что сейчас будет сказано, и хорошо подготовилась, а точнее сказать, и подготовила все сама. «Какие глупости могут вдруг иногда прийти в голову», — думал Александр Петрович, глядя на сдержанную и воспитанную даму, которая со смехом рассказывала о погасшем вдруг час назад свете, расспрашивала о концерте и предлагала пить чай с «тянучками от Елисеева». Все это быстро успокоило Котельникова и даже уничтожило неловкость, возникшую четверть часа назад, когда он просил Ольгу Степановну выйти за него замуж. Он уже чувствовал себя так, будто эти слова и не сказаны, и появилось ощущение, что ничто не потеряно, есть еще время обо всем хорошенько подумать, тянучки были отличные, за окном шумел сад, разговор приобрел лирический оттенок, и как раз тут Ольга Степановна сказала; «А мы должны сообщить тебе новость, мама». — «Да? — Варвара Васильевна весело повернулась к Котельникову. — И что же случилось?» Услышав, в чем дело, она так же весело и спокойно продолжила: «Ну, поздравляю, друзья мои, а также могу признаться, что я этого ожидала и очень рада. А теперь, думаю, самое верное — выпить немножечко коньяка». И, подмигнув Котельникову, она с ловкостью фокусника мгновенно вытащила тот самый «Армянский марочный».

Тут же, за коньяком, было легко и быстро решено все дальнейшее. Волынить незачем. Александр Петрович может переезжать к ним хоть завтра. В среду Варвара Васильевна уезжает на три недели в Сестрорецк. Если погода сохранится, то молодые смогут приезжать к ней — купаться в заливе. Помпезная свадьба — глупость. По мнению Варвары Васильевны, в ней присутствует даже оттенок вульгарности. Но вечеринку с оповещением о событии нужно будет, конечно, устроить, например в конце августа или в начале сентября, когда вернутся разъехавшиеся на лето. А пока Ольге Степановне с Александром Петровичем тоже надо куда-нибудь съездить. Начали строить планы, Варвара Васильевна расстелила на столе карту, время шло незаметно, и, случайно взглянув на часы, Александр Петрович испуганно подскочил, но Варвара Васильевна уговорила не торопиться: транспорт уже все равно не ходит, такси можно вызвать в любой час ночи.

Намеченную программу они выполнили до мелочей. Даже погода не подвела. В начале августа Ольга Степановна с Александром Петровичем съездили в Спасское-Лутовиново и в Ясную. Идею далекого путешествия отмели; разумно было, не откладывая, заняться вопросом обмена: в случае прибавления семейства двух смежных комнат на Потемкинской будет уже недостаточно, да и к чему пустовать восемнадцати метрам котельниковской жилплощади?

Хорошо отдохнувшая в Сестрорецке Варвара Васильевна со страстью занялась поиском новой квартиры, но в ноябре подходящий вариант еще не был найден. Первый нанятый маклер оказался «типичным мошенником». Второй заявил, что вариант — трудный, но он надеется. Ольга Степановна срочно готовилась к кандидатским экзаменам. Под пальто живот был еще незаметен, но стоило пальто снять, как наметанный глаз различал беременность моментально. Событие должно было произойти в конце мая. Почему это надо называть «событием», раздраженно думал Котельников. Он каждый день оставался в лаборатории допоздна. Ужинали в десять, и почти всякий раз застолье превращалось в нечто вроде военного совета: пункт за пунктом, серьезно и горячо обсуждались проблемы будущего. Когда заседание наконец закрывалось и общая жизнь разделялась на две сепаратные, Ольга Степановна, сияя, обращала к Котельникову свои переполненные любовью, доверчивые и восхищенные глаза. «Может, пока суд да дело, нам пожить у меня на Красноармейской, ведь тебе там понравилось?» — спросил он как-то, глядя на угрожающе ощетинившиеся в полутьме силуэты шкафов, но лежавшая рядом Ольга Степановна так испуганно вскинула голову, что сразу стало понятно: обсуждать это бесполезно.