Прощальная песнь. Ложь королевы фей - [40]

Машина тронулась, а я испытала странное чувство облегчения, будто меня отпустил приступ боли, о котором я и не догадывалась.

— Извини, что так долго.

Плевать, что он мне совершенно не подходит. Я так рада была оказаться с ним в одной машине, что больше ничего не имело значения.

Он смотрел на меня с улыбкой. Под его глазами, словно шрамы, темнели круги — раны, вынесенные из вчерашней ночи.

— Привет, красавица.

Я сказала правду:

— Очень рада тебя видеть.

— Ты даже не представляешь, как мне это важно. — Люк глубоко вздохнул. — Куда едем?

— Сначала домой за арфой. И за дурацким голубым кардиганом.

— У меня для тебя подарок. — Не отрывая взгляда от дороги, Люк полез в карман и положил мне на ладонь бабушкино кольцо.

— Достал из раковины? — Я надела кольцо на палец. Теперь, когда я знала о его защитных свойствах, оно уже не казалось уродливым. Рассеянно крутя кольцо на пальце, я смотрела на грозу. В окна машины бил ветер. Небо на мгновение осветила яркая вспышка, и я съежилась за секунду до раската грома. — Отличная погода для вечеринки.

Люк кинул взгляд в зеркало заднего вида, хотя за нами не было ничего, кроме стены серости.

— К началу вечеринки дождь закончится. Но вот молнии… — Его лицо потемнело. — Атмосфера напитана энергией.

Интересно, что он имеет в виду?

— Энергией, которую Элеонор использовала при исчезновении?

— Меня беспокоят не исчезновения, — удрученно ответил Люк. — Скорее, появления.

Так вот почему он все время смотрит в зеркало!.. Теперь и я не отрывала глаз от правого зеркала, хотя там не отражалось ничего, кроме дождя.

Мы подъехали к дому.

— Посидишь в машине, пока я возьму арфу и переоденусь?

Люк посмотрел через мое плечо на пустой дом, едва заметный за стеной дождя.

— Не хочу оставлять тебя одну. Пойду с тобой.

Мы побежали к черному входу. Я достала ключи мокрыми от дождя пальцами, и мы быстро укрылись в доме. Пробравшись на кухню, я посмотрела на Люка и охнула. Он насквозь промок.

— Ты целую вечность открывала дверь, чего удивляться? Где у вас сушилка? Пока соберешься, я посушу вещи.

При мысли о том, что я увижу его обнаженный торс, язык прилип к небу, так что я просто махнула в сторону ванной и ушла в комнату. Отказавшись от старомодного голубого кардигана, который выбрала бы мать, я остановилась на облегающей белой рубашке и юбке цвета хаки. Мне нравилось думать, что я выгляжу профессионально, но с изюминкой. В кардигане я бы казалась фригидной чудачкой.

Я пошла вниз, осторожно пробираясь по темной лестнице. Странно, когда нет никого из членов семьи. Без шума телевизора, без громкого голоса Делии, без жужжания маминого миксера дом казался пустым и тихим. Я подумала о том, что Люк ждет, и у меня задрожали руки, как перед выступлением.

Я вошла в темную комнату и увидела светлый силуэт. Люк смотрел в окно, опустив руки на подоконник. На нем не было рубашки, и я впервые по-настоящему разглядела его тело: мускулистое, гармоничное, созданное убивать. Шрамы покрывали плечи, словно нарисованная карта. Таинственно сверкал золотой обруч. Люк услышал, как я вошла: он слегка пошевелился, но продолжал еще несколько секунд смотреть на дождь.

— Ты быстро… — Он повернулся, и я увидела шрам у его сердца: огромный, белый, бесформенный. Я и не подумала скрывать свое любопытство и подошла к нему. Только тогда я поняла, какой опасной была сама рана.

— Откуда это?

В глазах Люка появилось такое же безжизненное выражение, как в ту ночь, когда я прочитала его мысли. Я провела по шраму осторожными пальцами и снова погрузилась в его воспоминание.

Стоя спиной к старому деревянному зданию, Люк прижимал острие кинжала к своему плечу, осторожно проводя линию к обручу. Выступила кровь. Его глаза оставались пусты. Следующая рана была глубже. Следующая — еще глубже. Какое-то безумие. Если он пытался избавиться от обруча, то напрасно — на нем не появилось ни царапины. Люк кромсал свою кожу на лоскуты, а обруч оставался на бицепсе. Кровь текла из каждой новой раны, заливая золото обруча.

В конце концов Люк опустил дрожащую руку с ножом. Я вздохнула от облегчения. Слишком рано. Быстрый, как гадюка, он вонзил кинжал в свою грудь и с силой повернул его. Руки разжались, голова упала на бок, извивающееся тело повалилось на землю.

Я задохнулась и усилием воли прогнала видение. На моих глазах блестели слезы.

— Ты хотел себя убить. — Слова сделали видение реальностью. Я посмотрела на него и повторила: — Ты хотел себя убить?

Люк застыл. Пытаясь подобрать место для этого эпизода в мозаике его воспоминаний, я провела пальцами по шрамам, спускавшимся к обручу.

— Почему?

— Ты все видела. У меня были причины желать смерти.

Шестнадцать лет, проведенные в лоне католической церкви, подсказывали мне аргументы, но все они казались неубедительными, и я промолчала. Внезапно стало ясно, что мне не нужен его ответ. Я не хотела ничего говорить. Вместо этого я обняла его, притянув стройное тело к себе, прижавшись щекой к шраму на плече.

Люк оперся подбородком о мою голову. Наши сердца бились в унисон. Потом я ощутила его губы, нежные и в то же время настойчивые, ощутила горячее дыхание на моей прохладной коже. Какая-та часть меня хотела, чтобы он остановился, пока я не потеряла разум, но другая часть жаждала чувствовать, как он покрывает поцелуями мою шею, мои щеки, как его губы найдут мои и выпьют мое дыхание.