Прощальная песнь. Ложь королевы фей - [38]

Все началось с Люка.

— Зачем они собирают таких, как мы, в свою школу? «Они» с маленькой буквы.

Джеймс открыл дверь. Машину наполнил запах дождя.

— Похоже, что многие не могут справиться со своей ненормальностью. Сын Норманди в пятнадцать выступал с концертами на виолончели. Он покончил с собой. Думаю, школу построили, чтобы научить нас себя контролировать.

Я покачала головой. Из всего, что я узнала в последнее время, эта новость казалась слишком непостижимой. Школа для музыкально одаренных фриков…

— Я не могу сейчас об этом думать. Давай зайдем в больницу, пока мы не промокли.

Мы поспешили по уставленной машинами парковке к уродливому зданию. Оно напоминало огромную белую коробку, которую кто-то бросил на такой же уродливой зацементированной площадке. Какой-то маляр в приступе вдохновения выкрасил рамы в ярко-зеленый цвет, но менее уродливым здание не стало.

Внутри пахло антисептиком и старостью. Низкие потолки и химический запах мешали думать. Я могла сосредоточиться только на самых незначительных деталях: на шарканье ног по кафелю; на шуме факса; на жужжании вентилятора; на смехе актера из телевизора в холле.

— Я могу вам помочь? — Девушка за стойкой приемной приветливо улыбнулась. Я уставилась на ее пеструю форму. Если вглядываться достаточно долго, в таких узорах можно увидеть сфинкса или фермерский дом.

Джеймс меня подтолкнул.

— Как зовут твою бабушку?

— Мы хотим навестить Джейн Рейлли.

Девушка быстро набрала имя и, сморщив лоб, стала читать информацию.

— Посещение разрешено только родственникам.

— Я ее внучка.

Девушка посмотрела на Джеймса.

— А я чищу ее бассейн, — сказал он и показал ей руку со скрещенными пальцами. — Мы очень близки. Как одна семья.

Девушка рассмеялась и сказала нам номер палаты. Мы пошли (подошвы все так же шаркали, кондиционер все так же жужжал) по коридору в поисках триста тринадцатой палаты. На стенах висели фотографии, призванные создавать позитивную атмосферу.

Вдруг мы услышали свистящий шепот мамы. Я застыла в коридоре, Джеймс остановился позади меня.

— Это неестественно! — Мне пришлось постараться, чтобы разобрать слова. Зато голос Делии был отлично слышен.

— Она упала. Что здесь неестественного?

— Тут что-то не так. Похоже на…

Делия с насмешкой вставила:

— Похоже на что, Терри? На те сны, которые ты видела ребенком, когда писала в кровать?

— Я не писала в кровать! — яростно возразила мама. — Это Их ноги. У Них всегда мокрые ноги.

— Ну конечно. Помнится, тогда ты сказала, что Они тебе приснились.

— Это ты так сказала. И мама. Я никогда такого не говорила.

Делия засмеялась. Какой противный смех.

— Я не могла сказать, что они тебе приснились. Я ведь умирала, помнишь?

Мама заколебалась.

— Я все помню, черт побери. Прекрати улыбаться! Ты ведь в этом замешана, разве нет?

— Не глупи. Дейдре, заходи.

Мы с Джеймсом обменялись взглядами и вошли в палату. Мама с Делией стояли по разные стороны кровати, и под бело-зеленым светом больничных ламп казалось, что в их лицах нет ни кровинки. Мама выглядела испуганной.

— Дейдре, я не знала, что ты приедешь.

— Меня привез Джеймс, — объяснила я, без всякой необходимости показав на него.

— Пойду перекушу, — музыкальным голосом сказала Делия. Она улыбнулась маме. — Если, конечно, я тебе не нужна.

По маминым глазам ясно читалось «убирайся, да поскорей», и Делия упорхнула. Я подошла к кровати, чтобы посмотреть на бабушку, но увидела только переплетение трубок. В моем голосе помимо воли прозвучал упрек.

— Ты сказала, что она упала.

Я подошла к маме, но она отодвинулась, словно мы были частицами с противоположным зарядом.

Бабушка лежала неподвижно, руки застыли на аккуратно подоткнутом одеяле. Явных повреждений было не видно. Непонятно, что именно сделало с ней «эльфийское отродье». Тем не менее она была без сознания, и вся палата словно погрузилась в тяжелое забытье.

Джеймс повесил голову, как будто быстрее меня понял, что с бабушкой.

— Мама, что с ней?

Голос матери оставался спокойным: все эмоции хранились в чулане подсознания.

— Она в коме. Никто не знает почему. Она не падала. Она не болела. Она просто впала в кому, и непонятно, когда из нее выйдет. Анализы не показали никаких отклонений. Говорят, она может очнуться в любую минуту.

Или пролежать так еще сотню лет.

Бабушка лежала тихо и неподвижно, как мертвая. Я ничего не чувствовала, будто смотрела сериал о моей семье, а сама сидела в безопасности на диване. Наверное, эмоции нахлынут позже, когда моя защита ослабнет. Так было в день нападения кошки.

Комната исчезла, в глазах потемнело. Я оказалась на улице, глядя на грязные тряпки во рву, почти скрытые водой. Сердце замерло. Через мгновение я осознала, что это тела, изломанные тела, переплетенные в зловещий пазл. Белая рука крепко схватила меня за предплечье под новым блестящим обручем. Молодой темноволосый человек с золотой прядью произнес:

— Люк, пойдем. Они мертвы.

Я продолжала смотреть на трупы, чувствуя холод и спасительную пустоту. Отчасти я была рада, что не могу плакать над телами братьев. Если бы я начала плакать, я бы ослепла от слез. Придется потратить часы на изготовление капель, которые позволят мне снова Их видеть. А до тех пор предстоит гадать, что они делают, пока я слепла.