Прорыв начать на рассвете - [91]

Шрифт
Интервал

Воронцов молча смотрел на сержанта. Вот и заговорил он откровенно. Там, возле ямы, они посмотрели друг другу в глаза так, будто через минуту под пули Захара Северьяныча становиться и им самим.

– Северьяныч хочет помещиком, при новой власти, как при царе, зажить. Думает, две армии сейчас одна другую перебьют, а там и замирятся. И для него, живого и здорового, рай наступит. Только ничего у него не выйдет. Ешь собака собаку, а последняя, говорят, сама удавится. Ну, чего молчишь?

– А что я тебе скажу? Я тут человек новый. И пока мало что понимаю.

– Но винтовку уже берёшь… Смотри, Северьяныч человек непростой. Повяжет тебя с самого начала. Горелого ты знаешь. С нами выходил. А как ребят к яме поставили, Северьяныч нам расстреливать их предложил. Один Горелый согласился. Теперь служит. Хуже цепного кобеля старается. Профессора видел?

– Видел.

– Будь с ним особенно осторожен. Он тоже из тридцать третьей. Служит теперь у немцев. Дружбу водит с каким-то важным чином. Говорят, из Вязьмы к нему ещё какой-то немец приезжает. Тот хорошо говорит по-русски. У Профессора перед немцами какая-то заслуга. Всех, кого взяли вместе с ним, в Вязьму угнали, в концлагерь, а его при лазарете оставили. Немцы кого-то давно ищут. Кого-то из штаба генерала Ефремова. Подозревают вроде, что тот человек где-то здесь осел, на задержке. Вот и ездит Профессор по деревням, вынюхивает. Пока тебя не было, на мельницу заходил, с бабкой Марьей разговаривал. А ещё документы штабные ищут. Когда армия из-под Вязьмы выходила, документы в обозах везли. А потом, когда стало ясно, что не прибиться, документы те зарыли где-то в этих местах. Или зарыли, или при ком-то из местных оставили. Вот теперь ищут. Никак не найдут. Особенно этот старается, Профессор. Тебя про документы не спрашивал?

– Нет.

– Значит, не время ещё. Спросит. Не сам, так через кого-то.

– Через тебя, например. – Ни один мускул не дрогнул на лице Воронцова. Он смотрел в глаза сержанта. Тот тоже не отводил взгляда. И Воронцов сказал: – Я людей расстреливать не буду.

– Ты будешь делать всё, что прикажет тебе Северьяныч. Это ты сейчас так говоришь, а потом, когда коготок завязнет… Ладно, ты, видать, всё уже для себя решил. Поступай, как знаешь. А я тебя предупредил.

О документах больше не заговаривали.

А может, сержант связан с партизанами? Ведь видел же однажды Воронцов, как ночью, в проливень, они вынесли с мельницы два мешка муки и куда-то унесли, и вернулись только к рассвету, когда ему уже пора было вставать и проверять сеть. Куда они ходили? Кому унесли те два мешка? Партизанам ведь тоже хлеб печь надо. Но не спросишь же сержанта напрямую…

– Забудь обо всём, что я тебе сказал. Так будет лучше и для тебя, и для меня. – Сержант, так и не взглянув в его сторону, встал и пошёл к мельнице.

В прибрежных ольхах заполошно кудахтали дрозды, перелетали с тени на солнечные полянки, бегали среди выжженной зноем травы, ловко тягали из земли дождевых червей. Вверху жалобно кричали ястреба. Война не отняла у них воли. Ни воли, ни родни. Всё небо принадлежало им. Что так их, людей, сплело, скрутило во взаимной ненависти? И где этому конец?

Воронцов выплыл на середину озера, оглянулся на деревню. Там уже тоже не спали. Выгоняли коров. Гремели вёдрами. Скрипели калитками. И незло переругивались. И так всё это напоминало его родную Подлесную, что ему казалось: вот сейчас выйдет из ольх их корова Лысеня, а за нею кто-нибудь из сестёр с ивовым прутом, увидит его в лодке на середине озера и окликнет по имени…

Он переложил из лодки в плетуху рыбу и пошёл в деревню.

Лида его уже ждала. Прохаживалась возле амбаров, покрикивала на работника, хромого дядьку Игната, оправляла на боках новое платье. Подумал: «Куда-то, видимо, собралась». И верно. Как только она увидела его, улыбнулась, замахала рукой:

– Давай скорей, курсант! Ехать далече! Отнеси дяде Захару щучку и – живо назад. Тут переоденешься. Поедешь со мной. Это – его распоряжение.

– А зачем переодеваться?

– Затем, что в управу поедем. А там немецкие посты. Заберут тебя в твоей форме. И документ на тебя выписан. Всё у меня. Давай живей!

Это была их первая поездка на станцию. На телеге стоял липовый бочонок с мёдом, ящик с рыбой, обложенной льдом и пересыпанной опилками, какие-то корзины и мешок с мукой. Воронцов не помнил, чтобы довоенные председатели такие дары отправляли в район.

Захара Северьяныча дома не оказалось. Часовой, сидевший на крыльце, взял у Александра плетуху с рыбой, сказал:

– Обожди.

Воронцов прислушался. В доме и в саду тихо, только где-то под сенцами петух сердито рычал на кур. В тени было ещё прохладно, но солнце уже нагрело росу и высушило отволгнувшие за ночь стёжки вдоль тынов. День обещался быть жарким. «В такое время в лесу не пропадёшь», – машинально подумал с тоской Воронцов и оглянулся на окна хозяйского дома. Погодя вышел часовой и подал ему пустую плетуху. Воронцов взял её, но часовой не отпускал. Усмехнулся в прокуренные бронзовые усы и сказал:

– С Лидкой едешь?

– Не знаю ещё. С кем прикажут. Моё дело – исполнять.

Часовой засмеялся. Воронцов почувствовал в его смешке недоброе: то ли непрязнь, то ли недоверие, то ли подозрительность.


Еще от автора Сергей Егорович Михеенков
Примкнуть штыки!

Роман «Примкнуть штыки!» написан на основе реальных событий, происходивших в октябре 1941 года, когда судьба столицы висела на волоске, когда немецкие колонны уже беспрепятственно маршем двигались к Москве и когда на их пути встали курсанты подольских училищ. Волею автора романа вымышленные герои действуют рядом с реально существовавшими людьми, многие из которых погибли. Вымышленные и невымышленные герои дрались и умирали рядом, деля одну судьбу и долю. Их невозможно разлучить и теперь, по прошествии десятилетий…


Власовцев в плен не брать

Во время операции «Багратион» летом 1944 года наши войска наголову разгромили одну из крупнейших немецких группировок – группу армий «Центр». Для Восьмой гвардейской роты старшего лейтенанта Воронцова атака началась ранним утром 22 июня. Взводы пошли вперёд рядом с цепями штрафников, которых накануне подвели на усиление. Против них стояли части дивизии СС, которая на девяносто процентов была сформирована из власовцев и частей РОНА бригады группенфюрера СС Каминского. В смертельной схватке сошлись с одной стороны гвардейцы и штрафники, а с другой – головорезы, которым отступать было некуда, а сдаваться в плен не имело смысла… Заключительный роман цикла о военной судьбе подольского курсанта Александра Воронцова, его боевых друзей и врагов.


Встречный бой штрафников

Новая книга от автора бестселлеров «Высота смертников», «В бой идут одни штрафники» и «Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью». Продолжение боевого пути штрафной роты, отличившейся на Курской дуге и включенной в состав гвардейского батальона. Теперь они – рота прорыва, хотя от перемены названия суть не меняется, смертники остаются смертниками, и, как гласит горькая фронтовая мудрость, «штрафная рота бывшей не бывает». Их по-прежнему бросают на самые опасные участки фронта. Их вновь и вновь отправляют в самоубийственные разведки боем.


Русский диверсант

Летом 1942 года на Ржевско-Вяземском выступе немцам удалось построить глубоко эшелонированную оборону. Линия фронта практически стабилизировалась, и попытки бывшего курсанта Воронцова прорваться к своим смертельно опасны. А фронтовые стежки-дорожки вновь сводят его не только с друзьями настоящими и с теми, кто был таковым в прошлом, но и с, казалось бы, явными врагами — такими как майор вермахта Радовский, командир боевой группы «Черный туман»…


Пуля калибра 7,92

Когда израсходованы последние резервы, в бой бросают штрафную роту. И тогда начинается схватка, от которой земля гудит гудом, а ручьи текут кровью… В июле 1943 года на стыке 11-й гвардейской и 50-й армий в первый же день наступления на северном фасе Курской дуги в атаку пошла отдельная штрафная рота, в которой командовал взводом лейтенант Воронцов. Огнём, штыками и прикладами проломившись через передовые линии противника, штрафники дали возможность гвардейцам и танковым бригадам прорыва войти в брешь и развить успешное наступление на Орёл и Хотынец.


Танец бабочки-королек

Что остаётся делать солдату, когда он оказывается один на один со своей судьбой, когда в него направлено дуло автомата и вот-вот автомат лихорадочно запрыгает в руках немецкого гренадера? А что делать генералу, командующему армией, когда обстоятельства, хитрость противника и недальновидность вышестоящих штабов загоняют его в такое же безвыходное положение?


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.