Пророки - [17]
Эсси промолчала. Но молчание ее яснее слов должно было сказать Амосу: «Дак разве ж не нарушил он обет, данный мисси Рут, когда накинулся на меня? Неужто в их Евангелии сказано: „Твори зло, сколько пожелаешь“? У меня же и Соломон есть в доказательство! Дурачина ты, Амос. Хорошо хоть сердце у тебя доброе». Только он не услышал.
Эсси обернулась к парням. Самуэль смотрел на Исайю.
— Говорил я тебе, — сказал он.
Исайя не ответил. Только посмотрел на сидевшего у него на коленках Соломона и прошептал:
— Не желаете вести себя, как подобает.
Потом он поднял малыша высоко-высоко. Тот задрыгал ножками, захохотал и сунул в рот пальчики. Исайя снова усадил его к себе на колени, обернулся к Самуэлю и шепнул:
— Прости.
Тот покачал головой, поднялся и прошел в другую часть хлева, поближе к стойлам. А там поднялся на цыпочки и вскинул руки вверх. Икры его напряглись, ягодицы подтянулись. Казалось, он пытается дотянуться до чего-то, заранее зная, что не достанет.
— Что он делает? — тихонько спросила Эсси у Исайи.
— Ему тут слишком тесно, — ответил тот, не сводя глаз со спины Самуэля.
— А-а, — протянула она, рассудив, что «тут», вероятно, значит не просто «в хлеву», но «в этой жизни».
Потом встревоженно улыбнулась и посмотрела Самуэлю в спину. Ее прислали сюда расчистить путь, а добилась она лишь того, что гонимые отступили глубже в чащу. Встав с табурета, Эсси потянулась взять у Исайи Соломона.
— Давай провожу тебя до двери, — предложил тот, поднимаясь, — и малыша донесу.
Они медленно двинулись к выходу.
— Прямо не хочется его отпускать, — сказал Исайя.
— Мне не понять, — отозвалась Эсси. У порога она улыбнулась, забрала у Исайи Соломона и добавила: — Слушай, Исайя, ты зайди как-нибудь, объясни ему. Слушать-то он не станет. Но…
Она окинула их взглядом. Самуэль все так же стоял спиной, а Исайя чуть отклонил назад голову, словно открытый небесной благодати. Эсси открыла рот, но слова не шли у нее с языка.
«Никогда я вслух этого сказать не решусь, но ребенка я Соломоном нарекла, потому что одна половина его — моя, а вторая — нет. Что может быть страшнее?»
Она поглядела на губы Исайи, потом опустила глаза на мальчика. «Он впихнул его в меня, не спросив, хочу я того или нет. И вот малыш выскочил наружу, и жизнь стала сущим адом. Мне теперь его нянчить. На коленях качать, когда плачет. А Амос только сидит себе и поглядывает, чтоб я, как он выражается, „глупостей не наделала“. Но что глупого в том, что я говорю как есть?»
Эсси шагнула за порог, бросила взгляд на свиней в загоне и впервые отметила, что у Соломона кожа точно того же цвета. Голос Амоса в голове произнес: «Заборчик, Эсси! Помни о заборчике!»
«Чего ради? — подумалось ей. — Если через него все равно можно перебраться? Доски гниют. Рейки ломаются. Однажды налетит ураган — глядишь, а никакой ограды уже нету. А чем же тубабы от бури отличаются? Вьются, как смерчи, уничтожая все на своем пути. Может, они и есть потоп, который наслал на землю Господь?»
Эсси развернулась и медленно пошла к воротам. «Я пришла сюда с пирогом, печь который не хотела, потому что Амос — лучшее, что могло со мной случиться. Он видит меня. Как вы не понимаете?»
Она обернулась. Исайя и Самуэль так и не сдвинулись с места. «Амос заключил сделку, пускай верит в нее только он один. Но пока она в силе, я забору рухнуть не дам и свиноматкой снова не стану. Где вы, ребята, были, когда мне худо пришлось? Знамо дело, тут отсиживались, чтоб не нарваться. Вот и я нарваться не хочу. Уж потащу и дальше свое ярмо, которое Амос велит мне любить, потому как вроде Иисус того хотел. Не такая уж большая цена, говорит. А платить-то кому пришлось? Тут он замолкает, потому как ответ ему хорошо известен».
Соломон вскинул голову, как раз когда слезы навернулись Эсси на глаза. Она поскорее проморгалась, утерлась и взяла себя в руки.
— Что ж, доброго здоровьечка, — крикнула она на прощание и пошла прочь.
Исайя помахал ей вслед. Самуэль же так и не шелохнулся. И Эсси с испугом расслышала в воздухе какой-то гул, доносившийся то ли от него, то ли откуда-то еще. Она поспешила к калитке, прошла сквозь нее и долго еще маячила в раме ворот, словно на картине, а потом свернула на север и скрылась из глаз.
Амос
Амосу на своем веку всяких странностей повидать довелось: видел он, как из уже окоченевших матерей доставали живых младенцев, как избитые до полусмерти люди беседовали с тенями, как раскачивались подвешенные на деревьях трупы. Одного из них — друга его отца — звали Габриэлем. Амос мало что о нем помнил, давно это было. Он и об отце помнил немногое, только имя — Бой, да сгорбленный силуэт на фоне алого неба.
Чего ему вовек было не забыть, так это недостающей части Габриэлева тела — окровавленного куска мяса, который он нашел под деревом. Амос до сих пор костерил себя, вспоминая, как по ошибке принял ее за подгнивший плод и хотел уже отнести матери, чтобы та сделала из него варенье или начинку для пирога. По сей день вздрагивал и обхватывал себя руками, представляя, чем вся эта история могла закончиться.
В Пустошь его привезли уже взрослым, надев на голову что-то вроде птичьей клетки. Все потому, что там, в Вирджинии, одна тубабская женщина его оболгала, а убивать его обошлось бы хозяевам слишком дорого. Прутья заслоняли обзор, и внешний мир представал перед Амосом в виде отдельных тонких полос. То плачущее лицо мелькнет, то улыбающееся, но общей картины из таких обрывков не сложишь. Из скрипучей телеги он вылез, скованный с двадцатью другими несчастными и с ребенком на руках, — мать мальчика успела вырвать у него обещание. Они выползали из деревянного кузова на землю, гремя металлическими цепями и вздымая ногами рыжие облака пыли, от которой они хрипло кашляли, пока их гнали на поляну, и после, утром, на хлопковое поле. Он же по-прежнему видел одни лишь фрагменты, и каждый в отдельности казался не таким уж и страшным, вполне приемлемым. Так, может, птичья клетка была не так уж плоха? Думать о прошлом вообще-то опасно — еще ненароком возвратишь его к жизни. Однако временами прошлое милостиво. У одиночества длинные руки, но ведь он не просто покоя хотел, нет. Впервые увидев Эсси в поле, скрюченную, мокрую от пота, с убранными под белый платок волосами, он о покое и не думал. Нутром почуял, что им суждено быть вместе: вместе смеяться, вместе горевать. Потому что они созданы друг для друга. И Блядские Домики им не помеха. Когда Пол из девяти мужчин выбрал его, Амос понял, что это знак.
Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
На маленьком рыбацком острове Химакадзима, затерянном в заливе Микава, жизнь течет размеренно и скучно. Туристы здесь – редкость, достопримечательностей немного, зато местного колорита – хоть отбавляй. В этот непривычный, удивительный для иностранца быт погружается с головой молодой человек из России. Правда, скучать ему не придется – ведь на остров приходит сезон тайфунов. Что подготовили героям божества, загадочные ками-сама, правдивы ли пугающие легенды, что рассказывают местные рыбаки, и действительно ли на Химакадзиму надвигается страшное цунами? Смогут ли герои изменить судьбу, услышать собственное сердце, понять, что – действительно бесценно, а что – только водяная пыль, рассыпающаяся в непроглядной мгле, да глиняные черепки разбитой ловушки для осьминогов… «Анаит Григорян поминутно распахивает бамбуковые шторки и объясняет читателю всякие мелкие подробности японского быта, заглядывает в недра уличного торгового автомата, подслушивает разговор простых японцев, где парадоксально уживаются изысканная вежливость и бесцеремонность – словом, позволяет заглянуть в японский мир, японскую культуру, и даже увидеть японскую душу глазами русского экспата». – Владислав Толстов, книжный обозреватель.
В основе нового, по-европейски легкого и в то же время психологически глубокого романа Алексея Поляринова лежит исследование современных сект. Автор не дает однозначной оценки, предлагая самим делать выводы о природе Зла и Добра. История Юрия Гарина, профессора Миссурийского университета, высвечивает в главном герое и абьюзера, и жертву одновременно. А, обрастая подробностями, и вовсе восходит к мифологическим и мистическим измерениям. Честно, местами жестко, но так жизненно, что хочется, чтобы это было правдой.«Кира живет в закрытом северном городе Сулиме, где местные промышляют браконьерством.
Юн Фоссе – известный норвежский писатель и драматург. Автор множества пьес и романов, а кроме того, стихов, детских книг и эссе. Несколько лет назад Фоссе заявил, что отныне будет заниматься только прозой, и его «Трилогия» сразу получила Премию Совета северных стран. А второй романный цикл, «Септология», попал в лонг-лист Букеровской премии 2020 года.«Фоссе говорит о страстях и смерти, и он ищет в них вневременной смысл, поэтому пишет отрешенно и сочувственно одновременно, а это редкое умение». – Ольга ДроботАсле и Алида поздней осенью в сумерках скитаются по улицам Бьергвина в поисках ночлега.
Новинка от Эмили Сент-Джон Мандел вошла в список самых ожидаемых книг 2020 года и возглавила рейтинги мировых бестселлеров. «Стеклянный отель» – необыкновенный роман о современном мире, живущем на сумасшедших техногенных скоростях, оплетенном замысловатой паутиной финансовых потоков, биржевых котировок и теневых схем. Симуляцией здесь оказываются не только деньги, но и отношения, достижения и даже желания. Зато вездесущие призраки кажутся реальнее всего остального и выносят на поверхность единственно истинное – груз боли, вины и памяти, которые в конечном итоге определят судьбу героев и их выбор.На берегу острова Ванкувер, повернувшись лицом к океану, стоит фантазм из дерева и стекла – невероятный отель, запрятанный в канадской глуши.