Пророчица - [26]
А теперь вернемся к этим событиям.
Антон, если верить его рассказу (а какие у нас основания ему в этом не верить), придя немного в себя и мало-мало успокоившись, решил покормить тетю Мотю обедом — было около двух (как раз время обеда в доме престарелых). До того — пока он нервно ходил из угла в угол, пытался что-то читать и бессмысленно глазел в окно — тетя его спокойно сидела на застеленной для нее лежанке, не выказывала никакого недовольства и пророчествовать больше не пыталась. Она лишь немного оживилась при его вопросе: «Кушать будем?» — «Будем», — согласилась она. И это все их разговоры за полтора или два часа. Антон разогрел заранее сваренную рисовую кашу, сардельки, вскипятил чайник. К его большому облегчению на кухне он ни с кем не встретился. Матрена съела две полных тарелки каши и в доступной ей манере выразила свою благодарность хозяину: «Рисовая… Ску-у-сно», — сказала она. Видно было, что она очень довольна, если не сказать счастлива, и это не удивительно, так как в меню дома престарелых такие блюда появлялись нечасто, там больше нажимали на перловую и ячневую, да и с размерами порций особой щедрости там ожидать не приходилось. После этого она согласилась лечь спать и спала до восьми часов, пока ее не разбудили. Антон тоже большую часть этого времени проспал, даже старухин богатырский храп не мог ему помешать — «Устал очень. Перенервничал», — объяснял он мне, когда по моей просьбе описывал в мельчайших подробностях события этого дня.
Несколько позже, где-то около четырех, пообедали и Жигуновы. Пульхерия ходила туда-сюда на кухню, гремела там кастрюлями, потом мыла посуду — всё как обычно. Калерия Гавриловна, нарочно в это время не выходила из своей комнаты, чтобы не столкнуться с соседкой и не быть втянутой в обсуждение неприятных событий. «Не знала, что ей говорить», — объяснила она мне. Вероятно, и сама Жигунова не стремилась что-то обсуждать, поскольку не наведалась к ней в комнату, хотя в обычное время частенько приходила поточить лясы или позвать соседку посмотреть какую-нибудь телепередачу. И еще о Жигуновых: я забыл упомянуть, что, стоя у окна, Антон видел, как Афанасий Иванович куда-то ходил — в магазин, надо полагать, так как вернулся минут через двадцать с кульками и свертками в сетке. На подходе к дому он, вероятно, заметил глазевшего в окно соседа и отвернул голову, чтобы не встречаться с ним взглядом (так посчитал Антон, и, как вы догадываетесь, был дополнительно уязвлен: «Змей! будет теперь меня третировать при каждой встрече!»)
Калерия тоже, должно быть, пообедала, хотя не исключаю, что она довольствовалась компотиком или молочком с хлебцем — вопрос этот ввиду его неактуальности остался неосвещенным.
Приблизительно около этого же времени — часа в три-четыре — Витя покинул пределы нашей квартиры и направился в точно не известные мне места культурного отдыха. За ним зашли два его кореша (один из них — тот самый, которого я уже упоминал, похожий на артиста Брондукова, Славик, что ли). Виктор побрился, надел чистую ковбоечку и — несмотря на теплую погоду — свою новую заграничную курточку, которой он очень гордился. Хорошая была куртка, кстати сказать, японская, если не ошибаюсь. Я бы и сам от такой тогда не отказался. Правда, карман у нее был уже надорван и пришлось подколоть его английской булавкой — при Витином образе жизни новые вещи у него сохранялись недолго.
В коридоре Витя столкнулся с Калерией и она — довольно едко, по его мнению, — спросила, придет ли он сегодня домой и, соответственно, закрывать ли дверь? Спрошенный вовсе был не расположен отвечать на такие заковыристые вопросы, тем более в присутствии приятелей, но вопрос был по существу, и его нельзя было просто проигнорировать. Обычно входную дверь на ночь дополнительно закрывали на засов, а Виктор, что случалось уже неоднократно, мог не появиться и до следующего дня, если у него не было очередного дежурства.
— Как получится, — буркнул он на ходу. — Приду, наверное. Не закрывайте.
Какие именно места посещали Витя с приятелями, отправившиеся «отдыхать», из путаных Витиных объяснений понять было трудно: сначала вроде бы был ресторан «Поплавок», потом, в разросшейся компании, к которой присоединилось несколько особ женского пола, танцплощадка в парке, ее Витя помнил уже туманно, затем — в составе только избранных и проверенных друзей — какая-то кочегарка, после чего полное затемнение, которое частично рассеялось лишь в коридоре нашей квартиры. Впрочем, нам нет никакого смысла разбираться в этих его похождениях, которые — уверяю вас — никак не были связаны с нашим основным сюжетом и которые могут лишь служить дополнительной характеристикой обычного Витиного времяпровождения. Единственный существенный момент, необходимый для дальнейшего изложения, заключается в том, что Виктор, любивший потрепаться в компании и похохмить, с большим артистическим успехом изобразил приятелям недавнее выступление Матрены на малой сцене и ее
