Пророчество любви - [41]

— Боже милостивый! Что происходит? — плеть была вырвана из рук воина с такой силой, что тот не удержался на ногах и упал на спину.

— Она ведьма, — завопил воин. — Сатанинское отродье!

Меррик резко повернулся к нему.

— Это ты сатанинское отродье, раз способен на такое! Уйди с глаз моих, и чтобы я тебя никогда больше не видел, иначе я уж сделаю так, что тебе и вправду будет чего опасаться!

Толпа отпрянула, трепеща от страха перед гневом господина.

Меррик опустился на одно колено. Алана вздрогнула, когда он дотронулся до нее. Очень осторожно Меррик поднял девушку на руки. Ее ресницы распахнулись. Взором, затуманенным болью, Алана смотрела на рыцаря. Тихий стон сорвался с ее губ. Она прижалась лицом к его шее. Меррик крепко обхватил свою ношу. Он шагал к замку, поднимался по узкой лестнице, а Женевьева спешила следом.

— Кто она? — запыхавшись, спрашивала дама, ей приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за братом.

— Алана, саксонская девушка, о которой я тебе рассказывал, внебрачная дочь Кервейна.

Он перешагнул две ступеньки и направился в свои покои. Мгновение спустя Меррик уже осторожно опускал Алану на постель лицом вниз.

У Женевьевы перехватило дыхание. Под превратившейся в лохмотья одеждой спина девушки казалась сплошной кровавой раной. Женевьева быстро взяла себя в руки.

— Воды, — потребовала она. — Мне нужна теплая вода и чистое полотно. В моем сундуке — лечебная мазь. Вели принести мне ее.

Не успела Женевьева закончить фразу, как Меррик был у двери, подзывая служанку. Он проследил, чтобы принесли все требуемое.

Склонившись над постелью, Женевьева осторожно снимала с Аланы одежду, целомудренно прикрыв простыней ее бедра, но спина и плечи оставались доступными взгляду, Меррик побледнел, разглядев кровавые набухшие рубцы, оставленные злобной плетью.

— О Иисус! — выдохнул он божье имя. Женевьева бросила на брата быстрый взгляд.

— Если сейчас постараться, — мягко произнесла она, — шрамов не останется.

Меррик промолчал, он стоял у изголовья кровати, как молчаливый страж.

Быстрыми и ловкими руками Женевьева смазывала раны.

— Почему эту девушку считают ведьмой? — тихо спросила она.

— Ее сны часто оказываются вещими.

Он подтянул к себе низкую скамью и, сев, подушечками пальцев погладил золотистую прядь у виска и полотняной салфеткой стер грязь с лица Аланы. Она открыла глаза. Мгновение девушка смотрела на него затуманенным взором, затем узнала и закрыла глаза рукой.

— Нет! Нет! — крик прозвучал слабой мольбой. — Не хочу, чтобы ты видел меня… такой, — ее веки сомкнулись, она вновь соскользнула в милосердную бездну беспамятства.

Скулы Меррика сжались, но сам он не шелохнулся.

Вскоре Алана очнулась и снова вскрикнула, увидев рыцаря.

Женевьева вздохнула, выпрямляясь.

— Кажется, эта девушка не очень-то расположена к тебе, Меррик.

Его голос прозвучал сдавленно и резко:

— Ей больно. Она сама не знает, что говорит. Тонкая бровь приподнялась.

— В самом деле? — холодно заметила Женевьева. — А мне показалось, она вполне понимает и что говорит, и кого перед собой видит. — Женевьева махнула на Меррика салфеткой. — Иди-ка отсюда, братец. Твое присутствие ее беспокоит. Мне пока не нужна твоя помощь, и, полагаю, ты вполне можешь удалиться.

Лицо Меррика помрачнело.

— Но это моя спальня, сестра! Женевьева была неумолима.

— Советую тебе поискать другую, — отрезала она, — потому что сегодня ты здесь спать не будешь. И имей в виду, еще много ночей эта девушка не будет в состоянии дарить тебе ласки, Меррик.

Она бесстрашно встретилась с ним взглядом и снова повернулась к кровати, наградив брата напоследок еще одним пронзительным взглядом. Хотя Женевьева была благородного происхождения и воспитывалась как леди, она хорошо знала повадки мужчин. Разумеется, ее брат не был лишен тех же мужских потребностей, что и прочие сластолюбивые самцы. Да и нетрудно было понять, почему Меррик воспылал такой страстью к девушке! Кем ни была Алана, крестьянкой, незаконной дочерью лорда или ведьмой, обладала она редкостной, дивной красотой, и немногие мужчины могли бы не заметить этого.

Меррик чрезвычайно рассердился, что его столь настойчиво отстраняют от Аланы, но решил: не время спорить, — однако не ушел. Он остановился перед очагом, с гневным выражением наблюдая за хлопотами сестры, в то же время радуясь, что непокорная саксонка попала в надежные руки.

Алана плохо запомнила последующие дни. Она то погружалась в забытье, то приходила в себя. В том призрачном мире, где она пребывала, ей казалось, что она умерла и терпит за грехи наказание — спина горела, как в аду.

Но однажды она очнулась и обнаружила, что сознание прояснилось. Отголоски боли еще чувствовались при всяком малейшем движении, но муки отступили.

Алана в комнате была не одна. Возле очага стояла богато одетая хрупкая женщина и грела у пламени руки. Под снежно-белым платком волосы поблескивали как вороново крыло. Она повернулась, и Алана увидела полные яркие губы, прямой нос… Тонкие изящные брови изгибались знакомою дугой.

— Вы Женевьева, сестра Меррика, — вырвалось у Аланы, прежде чем она успела настолько опомниться, чтобы промолчать.