Пророчество - [25]

– Не предупреждаю. Человека нельзя предупреждать о близком конце. Только те, кто по каким-то причинам наделены властью, убеждены в собственном бессмертии. Но и они рано или поздно умрут. Я вижу смерть. И говорю им это. Точной даты просто не существует.

– Вы предсказали смерть Николая Коваленко, верно?

– Верно.

– Он ради этого сюда приходил?

– Никто не приходит, чтобы узнать, что он обречен. Большинство людей интересует другое – как долго они проживут. Они даже слово «смерть» избегают произносить вслух.

– Итак, – тяжело вздохнул Шпола, – вы почувствовали близкую смерть Николая Коваленко и сказали ему об этом. Так?

– Именно так.

– И как он себя повел после этого?

– Не поверил. Но испугался. Ничего необычного: никто не верит, но все боятся, когда слышат это.

– Больше вы его не видели?

– Дважды ко мне никто не приходит.

– Оно и понятно, – пробурчал из своего угла Горелый. – Я вот слушаю вас, слушаю, и что-то у меня чересчур много вопросов накопилось. Только все равно ты, Пифия, пчелка Майя или как там тебя еще, ничего толком не скажешь. Опять примешься свои байки втюхивать, а у меня времени в обрез. Скажи-ка вот что, раз уж начала, я тут краем уха услышал, что ты не со всех деньги берешь. Значит, с кого-то все-таки берешь. Я человек приземленный, без фантазий. Тарифчик у тебя какой?

– Никакого тарифа у меня нет. И никогда не было. Люди становятся щедрыми, когда узнают о своем будущем что-то хорошее.

– Выходит, ты не всем смерть предрекаешь?

– Не всем. Но и ничего не скрываю. С тех, рядом с кем я вижу близкую смерть, я принципиально не беру вознаграждения.

– Смотри-ка, принципиальная, будто…

Горелый не закончил фразу.

Потому что внезапно понял, с какой стати завел весь этот разговор и что его так волновало с самого начала, не считая, конечно, совершенно нежилого вида ведьминой квартиры. Из сказанного Олесей настырный Шпола все же кое-что упустил. И сейчас, спустя несколько лет после того, как они вместе раскручивали всякие дела, Сергей внезапно увидел своего бывшего коллегу, как говорится, во всей красе: он, как всегда, старается добыть очевидные факты, тогда как неочевидные вещи отбрасывает, не принимая к сведению. Хотя именно то, что скрыто от посторонних глаз, в их деле имеет решающее значение.

Сергей шагнул из угла на середину комнаты.

– Ты, ведьмовская душа, сказала, что не возьмешь с нас денег. Но мы и не собирались их тебе давать. Андрей, следишь за моей мыслью? – Шпола молча кивнул. – Затем ты заявила, что с обреченных на смерть денег не берешь. Ну а их ты видишь. – Он обернулся к другу и спросил: – Ты все понял?

Тот снова промолчал, и Горелый продолжал свою сольную партию:

– Кроме всего прочего, среди всей этой бесовщины я расслышал, что мы якобы получим свое. Что именно? Что ты в нас углядела при этих своих свечах, при которых только и видишь будущее? Фигня полная, но давай уже начистоту: вырисовывается картинка маслом, что мы оба смертнички, так?

Ответила Олеся не сразу. А когда начала говорить, голос ее звучал еще глуше и мертвеннее, чем прежде. Будто доносился издалека и говорила она в какую-то жестяную трубу.

– Как только вы вошли, Сергей, я сразу увидела смерть рядом с вами. Если так, все, что вы делаете сейчас, напрасно. Что бы вы ни пытались предпринять, все равно не успеете. Смерть рядом. Не хочу больше говорить. Не могу говорить. Свеча не просто так погасла – это знак Матери-Пчелы. Гаснет огонек – и жизни конец…

В полной тишине Олеся порывисто встала. От движения ее длинной юбки качнулось и погасло пламя обеих свечей, стоявших рядом с ней.

На улице Шпола и Горелый, не сговариваясь, одновременно закурили и молча двинулись по темной улице в сторону центра города.

Сюда, на Кубу, они добрались на такси. Андрей, как и каждый оперативник, имел знакомого таксиста, который при необходимости был готов доставить его в любой конец города за полцены, а иной раз и бесплатно: дружба с работником полиции для частного извозчика дорогого стоит. Но теперь они предпочли прогуляться пешком, чтобы переварить все увиденное и услышанное.

Поскольку Олеся как бы между прочим узрела рядом с ними призрак неотвратимой смерти, продолжение разговора автоматически утратило смысл. Точно так же не имело ни малейшего смысла хватать прорицательницу и тащить ее в горотдел. Хотя в наше время задержать без всякого основания можно кого угодно, а причину задержания придумать потом, но, для того чтобы поместить человека в камеру даже на несколько часов, формальный повод был необходим. Ну а если бы капитан полиции Андрей Шпола приволок в горотдел ведьму Олесю, которая только что в очередной раз напророчила смерть, к тому же непонятно, кому именно, он выглядел бы полным идиотом. Впрочем, необходимость в задержании все-таки имелась: это помогло бы установить ее личность и проверить, не числится ли за ней что-нибудь посерьезнее, чем пророчества.

Шпола, однако, отказался от этой идеи. Все равно не удалось бы выяснить больше, чем они уже выяснили. Да и полученная ими информация по большому счету оказалась непригодной для дальнейшей оперативной разработки.

– Поступим так, – наконец проговорил Андрей, скорее продолжая цепочку своих размышлений, чем обращаясь к Горелому. – Завтра я прищемлю хвост безутешной вдове, пусть даст письменные показания с контактами этой ведьмы. Потом ведьмина очередь. Заставим и ее дать письменные показания о том, как к ней приходил Коваленко и чего от нее хотел. Только без всякой мистики и прочих штучек. Бумажка к бумажке, как положено.