Пророчества Авеля. О будущем России - [36]

Это его, самодержца Всероссийского, торжественный Вход в Иерусалим, преддверие его царственной Голгофы.

Тихо на площади. Знает царь, что ждет его и Россию, но верит он, что Россия победно пройдет беды. Чудятся ему в ярко сияющем летнем солнце лучи его грядущей нетленной славы, победа над темными силами и освобождение народа русского от ига жидовского. Страшный враг у ворот России, еще более страшный, чем враг внешний. К небу поднимаются ясные очи царские и, широким крестом осенив себя, на удивление всем, твердо произносит пресветлый свою державную клятву: «Не положу моего оружия до тех пор, пока хоть один враг останется на Земле Русской».

Приложение

Одоевский В. Ф. Житие и страдание отца и монаха Авеля; Колдовство XIX века: письма к графине Е. П. Р...-ой о привидениях, суеверных страхах, обманах чувств, каббалистике, алхимии и других таинственных науках.

«Письма» князя В. Ф. Одоевского, особенно «колдовство XIX века» — широко известны среди интересующихся и серьезно занимающихся проблемами мистического. Впервые они были опубликованы в «Отечественных записках» за 1839 год.

Князь Владимир Федорович Одоевский — русский писатель, философ, музыковед и музыкальный критик, общественный деятель. Последний представитель рода Одоевских — одной из старших ветвей Рюриковичей. Он оставил богатое литературное наследие. Особенно известны его сказки для детей, такие как, например, «Городок в табакерке» и знаменитые «Сказки и повести для детей дедушки Иринея». Русский князь в петербургский период своей жизни увлекался мистическими учениями, средневековой натуральной магией и алхимией. Что не удивительно: ведь и сам город этот, Санкт-Петербург, склонен к мистике. Он и сам был в каком-то смысле предсказателем. Так в своем незаконченном утопическом романе «4338 год», написанном в 1837 году, он предсказал появление Интернета. В тексте романа есть такие строки, описывающие будущее устройство мира: «между знакомыми домами устроены магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далёком расстоянии общаются друг с другом». И увлечения его мистикой не были баловством. Книги его внимательно изучались всеми, серьезно занимающимися областью мистического. По некоторым версиям, книги его вместе с книгами «ужасными и преужас-ными» хранились в архивах сверхсекретного отдела, занимавшегося в ЗО-е годы XX века аномальными явлениями, под руководством чекиста Бокия...

Этими книгами были «Письма» князя В. Ф. Одоевского, особенно «Колдовство XIX века», впервые опубликованные в «Отечественных записках» за 1839 год. Для этого же издания подготовил князь Одоевский и книгу «Житие и страдания монаха Авеля». Позднее именно эти два произведения часто издавались под одной обложкой. Не отойдем от этой традиции и мы.

Письма к графине Е. И. Ростопчиной, или Колдовство XIX века

Письмо первое

Вы требовали от меня, графиня, какую-нибудь повесть, да пострашнее. К сожалению, повести не по моей части: это дело одного известного вам моего приятеля, который любит пугать честной народ разными небывальщинами. Что до меня касается, я сам ничего не изобретаю: я умею только с грехом пополам пересказать чужое. Чтоб исполнить по мере сил ваше желание, я, если не расскажу вам повесть о привидениях, то по крайней мере осмелюсь представить самый источник, из которого берутся страшные повести. Я должен признаться, что этот предмет издавна обращал на себя все мое внимание; к нему привлекала меня не одна поэтическая его сторона: мне казалось, что под всеми баснословными рассказами о страшилищах разного рода скрывается ряд естественных явлений, доныне не вполне исследованных, и причины которых частию находятся в самом человеке, частию в окружающих нас предметах.

С чего начать? Несколько выше я, кажется, проговорился о главных основаниях моей системы, то есть о необходимости искать причин видений и привидений, во-первых, в нас самих, а во-вторых, в предметах, нас окружающих. Эти основания, как основания почти всех теорий дурных и хороших, кажется, недовольно ясны; постараюсь выразиться подробнее.

В прошедшем году, я переехал с дачи ранее обыкновенного; несколько теплых дней захватили меня в городе. Однажды, около полуночи, сделалось так душно, что я отворил окошко в моем кабинете, но однако же, не слишком полагаясь на теплоту петербургских ночей, благоразумно сел в кресла, стоящее в другом углу. Не поскучайте этими подробностями: они очень важны; больше всегда вспомните, что мой кабинет в четвертом этаже. Ночь была в самом деле прекрасная, городской шум утих; все домашние в доме у меня спали; «на светло-голубом эфире, златая плавала луна...» Как бы то ни

было, я вполне наслаждался этим чувством тишины, столь редким в многолюдном городе. Вдруг сзади меня послышался шелест шагов; сначала я подумал, что проходит кто-нибудь из домашних, и не обратил на это внимания; но шелест продолжается; он походил на медленное шарканье больного человека; словом, это были точь-в-точь такие шаги, каких можно ожидать от привидения; признаюсь вам, что я несколько... хоть удивился, встал с кресла, посмотрел вокруг себя: двери были заперты, шелест явственно слышался в углу у печки; я прошел в другую комнату — везде вокруг меня было спокойно; вхожу опять в кабинет — в углу у печки опять тот же шелест, который то ослабевал, то усиливался, смотря по тому, как приближался к углу, или удалялся от него. Представьте себе на моем месте человека или больного, или пораженного какою-либо потерею, или просто с пламенным воображением, а не меня, холодно читавшего в это время корректуру какой-то статистической статьи: чего б не могло воображение присоединить к этому действительному шелесту шагов? Я не успел выйти из недоумения, как шелест шагов прекратился: я еще был в раздумьи над этим странным явлением, как шаги послышались снова: это уже было слишком. Мне было досадно, и даже, признаюсь вам, немножно страшно. Прислушиваясь внимательно к этому невидимому звуку и стараясь призвать на помощь все свое хладнокровие, я заметил, что в промежутках между шагами было что-то мерное, привидение как по метроному не делало одного шага скорее другого. Я подумал сначала, что здесь играло ролью отражение звуков часового маятника, но скоро нашел, что это дело невозможное, ибо часы находились от меня за несколько комнат. Осматривая внимательно кабинет, я наконец подошел к растворенному окошку и скоро услышал тот же звук, но гораздо сильнейший; загадка объяснялась самым простым образом: на Фонтанке, против моих окон, стояла барка с дровами; из нижней ее части, находящейся над водою, выплескивали воду, обыкновенно натекающую в подобные барки: звук, производимый этим плеском, не слышен при городском шуме, но столько был силен, что, входя в открытое окно четвертого этажа, по особому акустическому устройству комнаты отражался именно в одном углу ее, и почти не был слышен в другом. Вот какого рода явления я называю причиною привидений, находящеюся вне нас и обманывающею нас в больном или здоровом состоянии.