Прорицатель - [30]

Госпожа Тейно впорхнула в комнату и заключила дочь в объятия; по щекам у неё текли слёзы. Риэти застыла, словно изваяние, и ощущала себя загнанной на охоте ланью. Привстав на цыпочки, мать расцеловала её.

— Моя дорогая, как же я счастлива! Господин Лерто — чудесный молодой человек, я всегда знала, что он влюблён в тебя...

— Да, мама. Я тоже очень рада.

— Пошли, — господин Тейно тронул супругу за плечо и направился к выходу. Когда они ушли, Риэти рухнула на кровать и свернулась в клубок, закрыв глаза. Ей не хотелось ничего ни слышать, ни видеть.

Она с детства думала о замужестве — о собственном доме, храбром муже, милых детях, которых назовёт в честь своих родителей. Вот только супругом ей представлялся явно не господин Лерто, а кто-то другой. Кто-то вроде Мея.

Да что там, и Теиг подошёл бы лучше, чем часовщик; с ним она хотя бы подружилась. Конечно, господин Лерто — хороший человек, и Риэти давно заметила, как он на неё смотрит, но... Но, но, но.

В доме стояла тишь, и не было слышно ничего, кроме голосов соседей за стеной и дыхания Риэти. Она хотела заснуть, но не сумела. Тогда встала и принялась бродить по опустевшим комнатам. «Мама сейчас, наверное, рассказывает, с каким восторгом я приняла предложение», — подумалось ей.

— Зато у меня будет новое платье, — сказала Риэти вслух, и стены выслушали её. В нём она затмит всех девушек Города, и часовщик окончательно потеряет голову. Пусть у неё отняли Мея, но красоту никто не отнимет.

«Кроме старости», — злорадно шепнул внутренний голос, и она с досадой отогнала эту мысль — это была ещё одна вещь, о которой она предпочитала не думать.

В гостиной она подошла к книжному шкафу и рассеянно провела пальцами по корешкам. В основном здесь стояли отцовские расчёты, но попадалось и что-то более интересное. Одна книга, например, привлекла внимание Риэти — толстая, обтянутая дорогим красным бархатом. Почему-то раньше она не замечала её.

Осторожно вытащив книгу, Риэти увидела торчащую закладку. «Странно, неужели отец её читает?» Она открыла фолиант на закладке, но текст был непонятен и тёмен. Риэти пролистала находку — множество схем и загадочных рисунков (птичьи лапки, костры, срубленные деревья), роскошное оформление... И пометки отцовской рукой. Все страницы были испещрены ими.

Риэти обыскала весь фолиант, но не нашла названия. А слова, попадавшиеся на глаза, наводили на мысли о чём-то отнюдь не обыденном: «дурман», «сновидения», «враги», «цепи крепче железа»... Она обязательно подумала бы о магии, не принадлежи книга её отцу. Представлять господина Тейно изучающим книгу о колдовстве было так же нелепо, как градоправителя — подметающим пол.

«Отнесу-ка я её к Теигу, — решила Риэти; эта вещь встревожила её, а заодно помогла отвлечься от мыслей о свадьбе. — Уж он-то сообразит, в чём тут дело».

И она поспешила расставить тома так, чтобы отец не заметил пропажу.

ГЛАВА XX

— Ну, и как дела с сочинениями Эннера Дорелийского? — вместо приветствия спросил Гэрхо, сосредоточенно изучавший через лупу что-то, лежавшее у него на ладони. Делал он это так непринуждённо, будто находился в удобном рабочем кабинете, а не под открытым небом на одной из редких проталин. Как только холода оставили Долину, они вновь стали заниматься на прежнем месте.

Мей, притащивший прямо-таки гигантскую книгу по ботанике, хмуро взглянул на него.

— Это жестоко — изучать растения, когда ещё снег не сошёл.

— От теории к практике, человечек, — Гэрхо невинно улыбнулся. — От теории к практике... Иди сюда, посмотри, какая прелесть.

Мей прошёл к нему, стараясь обходить лужи, покрытые тонкой и пузырящейся ледяной коркой, заново наросшей за ночь. От тяжести книги пальцы у него затекли.

На широкой ладони Гэрхо, затянутой в перчатку, лежало нечто крошечное и зелёное. Мей взял лупу свободной рукой.

— Какая-то трава.

— А ничего не напоминает?

Мей вгляделся внимательнее. Действительно, на что-то это похоже... Или на кого-то? Листья напоминают поджатые лапки, часть стебля — приплюснутую голову...

— Лягушка, — удивлённо сказал Мей. Живых лягушек он видел только пару раз — их приносили в Город мальчишки с Большого Озера.

— Вот именно. Лягушачья трава — первая весенняя трава Долины. Это, конечно, ещё росток.

Мей хмыкнул — высоченный и насмешливый Гэрхо, с трепетной нежностью рассуждающий о весенней травке, выглядел забавно.

— И зачем мне это? — спросил он, чувствуя, что скоро уронит проклятый труд Эннера Дорелийского. — Кстати, мне ещё долго держать книгу?

— Так перенеси сюда стол силой мысли — разве наш замечательный Веттон тебя ещё не научил?

— Я думал, Вы меня научите.

— Когда-нибудь потом — обязательно, — пообещал Гэрхо. — А пока учись толковать видения... Об этой траве есть старая сказка. Давным-давно возле Быстроструйной жила лягушка, которая прыгала так высоко, что доставала до древесных крон. Старший той поры сделал ей замечание, сказав, что у каждого в Долине и в мире своё место и что лягушка — не птица, чтобы быть так близко к небу. Но она даже не квакнула в ответ на его слова и прыгнула ещё выше, далеко оторвавшись от реки. Тогда Старший разгневался и превратил её в траву, удалив и от воды, и от ветра и заставив жить у земли, — Гэрхо дунул, и причудливая былинка упала к его ногам. — Вот так.