Прорицатель - [152]

Император трижды хлопнул в ладоши, и портьеры на трёх стенах, в том числе за троном, бесшумно раздвинулись, пропуская вооружённых дружинников. Они неторопливо окружили Мея и Кнешу, обнажив мечи, и явно ждали указаний. Кнеша посмотрел на Императора, улыбнувшись с горькой укоризной:

— Нечестная игра, Ваше величество.

— Я не всегда играю честно, — спокойно ответил Император и кивнул своим воинам. — Вы же понимаете, что теперь я не могу вас отпустить — вы слишком много знаете и хотите помешать моим планам. Мне жаль, но отныне вы мои пленники.

Просто и прямо. Мей оценил это: редко встретишь правителей, ведущих себя вот так. Интересно, их оставят в живых?...

— До каких пор? — спросил он.

— По крайней мере, до конца войны, Странник. Я дам тебе время убедиться, что ты ошибся.

— Мой Дар не ошибается. Вы дадите себе время умереть, — тихо возразил Мей, и лезвия нескольких мечей дрогнули: наверное, это звучало как угроза, но ему было уже всё равно. — Отпустите нас, и мы постараемся предотвратить то, что должно случиться. Пожалуйста. Богиню нельзя будить: Вы не знаете, что она такое...

— Знаю лучше, чем вы, чужаки, — по-прежнему без враждебности или высокомерия заметил Император, выпрямившись на троне. — Богиню разбудят, и это моё последнее слово. А моя тюрьма не так страшна великим волшебникам вроде вас, не правда ли?... Увести их.

ГЛАВА XIII

Наверное, Белка мечтал о море с тех пор, как впервые узнал о его существовании. Играя с братьями, он любил представлять себя воином-мореходом, пиратом-островитянином или купцом с юга, перевозящим тюки каких-нибудь княжьих тканей и специй. В его мыслях море всегда было бескрайним и грозным, полным опасностей — бурь и чудовищ, а он боролся с волнами и ветром, рвущим паруса, чуя на губах привкус соли. Иногда его, чудом спасшегося, прибивало к берегу далёкой, никому не ведомой страны или необитаемого острова, и дальше события уже не обязательно связывались с морем напрямую.

Однако всё оказалось куда более приземлённо: уже на третий день плавания уныло-серая водная гладь, пронзительный ветер вперемешку с мокрым снегом, вечная качка и солонина с сухарями опротивели Белке, и он вдвое сильнее затосковал по родным лесам и речушкам. Кроме того, его деятельность на борту ладьи сводилась обычно всё к тому же «подай-принеси-вымой-почисти»: некоторых оруженосцев отобрали в гребцы, но его не взяли, сочтя слишком щуплым. Конечно, были и преимущества: во-первых, Белку почему-то не тронула морская болезнь, и он мог лишь с сочувствием смотреть на тех, чьи лица в первые же часы приобрели нежно-зеленоватый оттенок и кто то и дело с чаячьим стоном перегибался через борт. Во-вторых, на той же ладье плыли Карп и Чибис, приписанные к одному десятку, но они были так заняты на посменной гребле, что он почти не пересекался с ними.

Ну, и в-третьих: конечно же, Белка впервые в жизни покидал материк — и не просто так, а во имя битвы. Большая часть гарнизона Яргли на следующий же день после прибытия хайлира отправилась в ближайшую гавань, а ещё через пару дней отплыла к Армаллиону, где затаился Серый Князь. Многие были воодушевлены обещанным решающим сражением и ждали конца войны; другие, вымотанные всем этим, просто и не рассуждая выполняли приказ; третьи шли в бой впервые, как Белка и другие младшие оруженосцы, и сходили с ума от скрытого страха и предвкушения. Четвёртые же — а именно Карп, Чибис и Волк — плыли мстить за Балури. Он видел это по их лицам, по безмолвным, серьёзным кивкам друг другу — и думал, что войску Князя не поздоровится.

Он не знал точную численность этого войска, но хайлир и сотники объявили, что оно в меньшинстве, и не верить было бессмысленно. Говорили, что Князь собрал весь островной сброд — наёмников, изгнанников из кланов, простых рыбаков, — который только согласился его поддерживать; что вооружены они кое-как; что из всех укреплений — частокол вокруг городка, который легко поджечь, да Храм Богини, куда жрицы не пустят мужчин и которому не стать крепостью. Говорили много чего, но почему-то молчали о драконах и магии, хотя именно этот вопрос Белку больше всего тревожил.

Так или иначе, ладьи неуклонно шли вперёд, разрезая водный простор, как стая упрямых, голодных исполинских уток. Надувались от ветра жёлтые имперские паруса, а вёсла равномерно поднимались и опускались в скрипучих уключинах. Ладей было двенадцать — как раз хватит, чтобы окружить небольшой Армаллион и обречь Князя на поражение.

Однажды вечером, грызя сухарь, Белка услышал странный звук, который принял вначале то ли за крик незнакомой птицы, то ли за кошачье мяуканье — тонкий, жалобный и протяжно звенящий в воздухе. Потом он сообразил, что никаких птиц, кроме чаек, тут не услышишь, а кошке на ладье взяться уж совсем неоткуда; чуть позже — различил продолжение, плавное созвучие, уходящее наверх и сменявшееся почти всхлипом. Белка вспомнил о русалках, которые заманивают неосторожных путешественников песнями, чтобы утянуть их на дно, и покрылся мурашками. Однако, выглянув из-за мачты, возле которой приютился, он понял, что это всего лишь Чибис, играющий на дудке.