Пропущенный мяч - [5]

Я положил письмо и чек в сейф, скрытый в стене позади письменного стола, потом сел, чтобы позвонить в департамент социологии Колумбийского университета. Я спросил Уильяма Брилля.

На том конце провода раздался женский голос:

— Сожалею, но профессор Брилль еще не пришел. Что-нибудь передать? Я могу попросить его перезвонить вам. Он должен появиться часов в одиннадцать-двенадцать.

— Меня зовут Макс Клейн. Профессор меня не знает, но мне очень нужно поговорить с ним, и именно сегодня. Могу ли я прийти к нему в одиннадцать тридцать?

Голос повторил:

— Очень сожалею. — Очевидно, она не умела начинать фразу по-другому. — Я не могу назначить вам аудиенцию. Сейчас конец семестра, и у профессора Брилля совсем нет свободного времени.

— Я тоже очень сожалею, — ответил я, — и особенно я сожалею, что вы сожалеете. Но я буду вам очень признателен, если вы передадите профессору Бриллю, что я приду к нему в одиннадцать тридцать, что речь идет о жизни и смерти и что если он не захочет меня впустить, ему придется установить на своих дверях замки покрепче перед моим приходом.

Голос помолчал несколько секунд. Потом плаксиво произнес:

— Вам следует изменить тон, мистер. Это университет, знаете ли, а не бильярдный зал.

— Просто передайте ему мои слова и не забивайте этим свою хорошенькую головку.

— Бог мой, будьте уверены, я все передам. И не смейте говорить «хорошенькая» Никто вам не позволял так говорить.

— Тысяча извинений. Я никогда в жизни не скажу «хорошенькая».

Она резко бросила трубку, положив конец нашей милой беседе. Я чувствовал желание немедленно начать расследование. Уильям Брилль был другом Чепмэна, они вместе работали над книгой «Спорт в обществе», и я подумал, что смогу от него узнать нечто интересное о моем клиенте. В любом случае я собирался поехать в Колумбию, просмотреть досье в микрофильмах. Так что не стоило терять времени и приезжать туда дважды.

В моем доме существует два способа передвижения. Можно вызвать лифт — старую разболтанную машину, быструю, как опера Вагнера. Или можно воспользоваться лестницей — в этом случае вы приобретете опыт городской спелеологии. Обычно я поднимался на лифте, а спускался по лестнице. На втором этаже размещались курсы занятия йогой под руководством сорокалетней хиппушки по имени Сильвия Коффин. Проходя по лестничной клетке, я слышал, как Сильвия призывает своих учеников забыть, что они живут на планете Земля, оставить позади себя все свои мелкие мещанские заботы и слиться со вселенной. Для этого было необходимо правильно дышать. Я сказал себе, что постараюсь следовать этому совету. Спустившись вниз, я помедлил на пороге, глядя через стеклянную дверь на улицу и щуря глаза, чтобы привыкнуть к ослепительному солнечному свету. Было чудесное майское утро. Яркий свет, свежие лица и неожиданные веселые порывы ветра, гоняющего по тротуару обрывки газет.

Два квартала до метро я преодолел пешком, купил на углу «Таймс» и нырнул в полумрак подземки. В поезде я сел на боковое сиденье и взялся за журнал. Меня интересовали только новости, касающиеся Джорджа Чепмэна. До завершения расследования я вряд ли смогу интересоваться чем-либо другим.

Вышел я на Сто шестнадцатой улице на станции «Колумбия-Барнард». Мне не доставляло никакого удовольствия очутиться в этом районе. Я прожил здесь семь лет, а за такой срок самая приятная связь может надоесть до смерти. Университетские городки обычно располагаются в самых мрачных и унылых местах, и Колумбийский университет не был исключением из этого правила. Внушительные архитектурные постройки псевдоклассического стиля загромождали небольшой кампус, как стадо слонов, приглашенных на коктейль на теннисном корте. Даже новые здания, возведенные за последние пятнадцать лет, не улучшали общего впечатления. Здание юридического факультета, например, походило на тостер. Студенты входили внутрь, как кусочки свежего хлеба, и выходили оттуда спустя три года в виде пережаренных сухарей. Архивы «Нью-Йорк Таймс» хранились в библиотеке Барнард. Я показал свой старый студенческий билет служителю, дремавшему над смятым листом «Дейли Ньюс», и направился в читальный зал на втором этаже. За столами сидело несколько студентов, склонившихся над книгами. Я нашел отсек, содержавший микрофильмы с записью журналов пятилетней давности, взял проектор и принялся за работу. Быстро вертя ручку проектора, я пропустил события трех первых недель февраля. Затем остановился на дате 22 февраля. Статья о происшествии с Чепмэном была помещена внизу первой страницы. На меня микрофильмы производят какое-то странное впечатление. Здесь все наоборот. Слова напечатаны белыми по черному, как будто глядишь на прошлое изнутри, из Зазеркалья. Прошлое становится похоже на окаменелость. Лист папоротника распался в прах миллионы лет назад, однако его изображение в ваших руках. Он есть, и его нет. Он потерян навсегда и останется в вечности.

«ЗВЕЗДА БЕЙСБОЛА ПОСТРАДАЛА В АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ

От нашего специального корреспондента.

Джордж Чепмэн, звезда бейсбола, игрок команды «Нью-Йорк Американз» ранен при столкновении его машины с тяжелым грузовиком на 44-й дороге около Мильбрука. Характер телесных повреждений Джорджа Чепмэна пока не установлен, но известно, что состояние его очень тяжелое. До этого Чепмэн присутствовал на банкете, устроенном в его честь в Олбани. Сейчас он находится в Шарон Хоспитал, в штате Коннектикут.