Пропажа свидетеля - [12]

– Эта дверь ведет в мою комнату… личную.

– Извините, но мне хотелось бы заглянуть.

Опять пауза и молчаливый упорный взгляд.

– Это – моя обязанность, а не прихоть, – извинительно сказал Коньков.

– Хорошо! – Ингани пошла вперед, раскрывая дверь. – Прошу!

Они вошли в небольшую, уютно обставленную комнату, похожую скорее на мужской охотничий кабинет, – над диваном висел карабин, со стены спадала на подлокотники кресла пятнистая шкура барса. Рога изюбра, чучела птиц…

Коньков посмотрел в угол прихожей: под вешалкой, на полочках, аккуратно были поставлены в рядок черные лакированные туфли, расшитые тапочки с меховой оторочкой, желтые олочи с загнутыми носами. Рядом лежали ракетки.

– В бадминтон играете? – спросил Коньков, кивнув на ракетки.

– Играю. – Ингани стояла посреди комнаты бледная, но спокойная.

Коньков улыбнулся.

– В бадминтон играете, а кед нету. Как же вы обходитесь?

– Я предпочитаю олочи. Они удобнее – отпечатков не оставляют.

Коньков пристально поглядел на Ингани, но ни один мускул не дрогнул на лице ее – все та же подчеркнутая сухость и отрешенность.

– Интересно вы рассуждаете, – сказал он наконец. – С подтекстом, как теперь говорят писатели.

– Уж как могу.

На столе стояла большая фотокарточка под стеклом в синей рамочке – это был Калганов в кожаной куртке, с ружьем через плечо на фоне таежных зарослей. Борода и улыбка во все лицо. Коньков невольно задержал взгляд на нем: столько было силы и бесшабашной самоуверенности или даже дерзости на этом лице! Жил человек и думал, поди: неотразим и вечен, как бог, – мелькнула мыслишка в голове Конькова.

– Калганов вам подарил? – спросил он.

– Не украла же, – вызывающе ответила Ингани.

– А шкуру барса тоже он?

– Нет, сама добыла.

– Вы охотник?

– Да.

– А я думал, что карабин вашего дяди, Батани. – Коньков подошел к ружью.

– Снимайте, снимайте! Вы же за тем и пришли сюда, чтобы карабин осмотреть.

– Приятно говорить с человеком, который все понимает.

– Спасибо за любезность.

– Прошу прощения! – Коньков извинительно развел руками, но карабин снял.

– Легонький. Прямо игрушка! – Коньков открыл затвор, посмотрел в ствол. – А ой у вас, простите, не чищен, и порохом пахнет. Совсем недавно стреляли?

– Да. Вчера стреляла. Нюх у вас хороший.

Он пропустил колкость мимо ушей.

– Где стреляли, на охоте?

– Нет, по мишеням.

– А-а! Где мишени берете? Сами рисуете?

– Бог дает. Вон мои мишени – шишки кедровые.

Две свежих шишки лежали на столе. Коньков взял одну, колупнул ногтем.

– Рано вы их сбиваете – смоляные еще. Значит, развлекаетесь?

– Извините. Других развлечений нету.

– Ну вот, и мы сейчас развлечемся. Пойдемте со мной!

Они вышли на крыльцо. Неподалеку от поленницы дров стояла бадья с песком. Коньков приложился и выстрелил в бадью. Потом протянул карабин Инге:

– Видите отметину в бадье?

– Вижу.

– А ну-ка, покажите класс!

Ингани, почти не целясь, дважды выстрелила в бадью. Коньков подбежал к бадье и сказал восторженно:

– Ну, надо же! Одна в одну всадили.

Он выгреб пули из песка и положил их в сумку.

– Возьму на память. Хорошо стреляете!

9

Кончугу нашел он в сумерках; тот неподалеку от своего дома, прямо в тайге, колол дрова и складывал их в поленницу. Два огромных выворотня – ильм и пихта, высоко задрав обнаженные корни, валялись тут же; деревья были распилены и уже наполовину расколоты.

– Дары природы прибираешь? – спросил Коньков, подходя.

– Ветер сильный гулял, деревья повалил, – сказал Кончуга, присаживаясь на чурбак и раскуривая трубочку. – Дункай эти два дерева мне отдавал.

Коньков тоже закурил, сел рядом.

– Послушай, Батани! Надо говорить со мной откровенно. Понимаешь? Иначе тебе же хуже будет.

– Почему хуже?

– Да потому, что ты финтишь.

– Чего такое финтишь?

– Ну, что-то скрываешь от меня. Давай начистоту: разрешил тебе Калганов идти на пантовку или ты самовольно ушел?

– Какая тебе разница? Разрешил, конечно.

– Так, допустим. Сколько вы с ним были в тайге?

– Вторая неделя.

– И ни одного изюбря не видали за это время?

– Нет. Только сохатый видали.

– Ну, так убил бы сохатого!

– Зачем мне сохатый? – Кончуга виновато улыбнулся. – Сохатый панты нет.

– Но на панты нужна лицензия! – повысил голос Коньков.

– Зачем лицензия? – удивленно переспросил Кончуга, даже трубочку вынул изо рта и поднял ее кверху. – Калганов сам начальника! – произнес со значением и после короткой паузы сказал с улыбкой: – Его немножко подумал – разрешил.

– Чего ты дурака валяешь! – возмутился Коньков.

– Почему дурака? – обиделся Кончуга.

– Калганов закон не нарушал.

– Зачем Калганов? Я нарушал. Один раз он мой карабин отбирал, прошлый год.

Коньков саркастически усмехнулся.

– Ну? И теперь ты говоришь, что Калганов противозаконно послал тебя на пантовку?

– Почему против закона?

– Так лицензии у вас не было?! – взорвался Коньков.

Кончуга опять стал терпеливо, как ребенку, разъяснять ему:

– А зачем лицензия? Калганов разрешал. Тебе не понимай, что ли?

– Угу! Понял, чем мужик бабу донял. – Коньков поглядел на него, иронически прищуриваясь, и другим тоном спросил: – А ты не скажешь, что было между Калгановым и твоей племянницей Ингой?

– Не знай, – коротко и сердито ответил Кончуга.

– Значит, посторонние люди знают, а ты, ее родной дядя, не знаешь?