Пропавший чиновник - [60]

Шрифт
Интервал

— Спасибо, я беру вот этот, за три семьдесят пять! Нет, заворачивать не надо. Я возьму его так. Положу во внутренний карман.

Еще рано. Нельзя же являться к людям в такой необычный час.

Начальник отделения вернется домой не раньше пяти. Затем будет обедать. Он — старый холостяк и, пожалуй, столуется не дома. Надо дать ему пообедать в последний раз.

Он придет к нему около половины восьмого.

Долго придется ждать Амстеду. Много часов будет он бродить по улицам.

Но когда–нибудь наступит и половина восьмого. Ведь всему же приходит конец.

50

Начальник отделения Омфельдт один дома. У него хорошее настроение; он уютно расположился в кабинете и приводит в порядок свою историческую коллекцию военных реликвий. Вполголоса напевает старые походные песни. Омфельдт — воплощенное благополучие и довольство жизнью. Он ничего не боится, он даже не знает, чт о ему угрожает опасность, он совершенно спокоен.. И когда внезапно раздается звонок, он не вздрагивает. Омфельдт не подозревает, что у порога стоит человек с тяжелым молотком во внутреннем кармане пальто. Он не подозревает, что это позвонил к нему ангел смерти.

Сейчас он возится с коллекцией мундирных пуговиц. Они лежат в маленьких коробочках и расположены в образцовом порядке. Некоторые прикреплены к. щиткам, обтянутым красным бархатом. Еще ребенком он начал собирать форменные пуговицы, и теперь у него были пуговицы всех родов войск, всех стран и всех времен.

В его коллекции есть настоящие серебряные пуговицы со старинных офицерских мундиров и костяные пуговицы, которые некогда были пришиты к гетрам гвардейцев восемнадцатого века. Есть там и медные–копенгагенского ополчения и оловянные — времен гражданской войны в Америке. Есть пуговицы из оленьего рога — с мундиров старого австрийского полка альпийских егерей, есть пуговицы пожарников, почтальонов, полицейских, ночных сторожей, служащих газового управления, служащих похоронного бюро и даже пуговицы «гвардейцев» из «Тиволи» [8].

У него есть эполеты, знаки отличия, лампасы, плюмажи, позументы, кисти, ремни с портупеями, галуны. Канты со штанов артиллеристов и драгун всего мира. Аксельбанты гражданского ополчения на острове. Мэн и аксельбанты с адъютантских мундиров, какие носили на Балканах. Пояса из Марокко и перевязи из Черногории.

На стенах развешаны сабли, шпаги, мечи, тесаки, кинжалы, кортики и штыки. На письменном столе вместо пресспапье стоят маленькие гранаты.

Оружия у него достаточно, чтобы встретить любого врага. Но у начальника отделения Омфельдта нет врагов. Он не ждет нападения. Ему нечего опасаться.

Услышав звонок, Омфельдт идет к двери, мурлыча под нос песенку. Он не знает, что там стоит самый могущественный человек на земле.

Бывший чиновник Амстед очень бледен. Должно быть, бледность эта–следствие восьмимесячного пребывания в тюрьме. Но он бледен еще и потому, что думает о деянии, которое должен теперь совершить.

Начальник отделения стоит на пороге, удивленно созерцая Амстеда.

— Признаться, весьма поражен… Никак не ожидал. Я полагал, что вы настолько… тактичны… полагал, что вы избавите меня от вашего визита… Это весьма неприятно! Весьма неприятно!

Внизу на лестнице слышны шаги.

— Уж лучше войдите. Не имею ни малейшего желания, чтобы вас здесь кто–нибудь увидел. Это было бы для меня весьма неприятно, чрезвычайно неприятно… Вам следовало бы понять, что я не имею возможности принимать вас у себя после всего случившегося.

Он идет по коридору. Теодор Амстед следует за ним по пятам. Он снял шляпу, одна рука его засунута глубоко в карман пальто.

Начальник отделения не произносит ни слова. И не предлагает бывшему чиновнику сесть. Сам же, повернувшись к гостю спиной, садится за письменный стол.

Он открывает ящик и что–то ищет. Теодор Амстед стоит за его стулом. Он смотрит на затылок начальника. Во всей комнате он не видит больше ничего. Не видит ни пуговиц, разложенных на большом столе, ни гранат–на письменном. Ничего не видит. Он лишь пристально смотрит на голову начальника отделения. На ней мало волос. В центре блестящей лысины маленькая шишка. А под самой кожей целая сеть синих прожилок.

Амстед крепко сжимает молоток, пристально глядя на лысый череп. Он измеряет на глаз расстояние и размышляет; ударить прямо в середину? Туда, где шишка? Или, может быть, лучше сбоку? В висок? Круглым концом молотка? Или лучше острием? Он прикидывает, соображает. Вот теперь самое время… Теперь… Сейчас… Он охватывает потными пальцами ручку тяжелого молотка.

Начальнику понадобилось много времени, чтобы найти то, что он искал. Он ни разу не обернулся.

Он чувстзует, что бывший чиновник придвинулся к нему вплотную. И даже слышит его дыхание.

Омфельдт шарит в ящике. Вытаскивает пустой конверт. Из другого ящика достает кредитку в десять крон.

Теодор Амстед все это видит. Но в то же время не отрывает взгляда от маленькой шишки на макушке начальника. От тонких синих прожилок.

Начальник медленно и тщательно вкладывает бумажку в конверт. Смочив палец, заклеивает его. Затем медленно поворачивается на стуле.

Амстед держит шляпу в левой руке. Правая засунута глубоко в карман.


Еще от автора Ханс Шерфиг
Замок Фрюденхольм

«Замок Фрюденхольм» открывает новую и очень интересную страницу в творчестве Шерфига. Впервые за многие годы литературной деятельности писатель обратился к исторической хронике. Книга посвящена самому тяжелому и трудному периоду в истории Дании — «пяти проклятым годам» гитлеровской оккупации.


Пруд

Каждый день, в любую погоду пожилой человек в очках прогуливается около маленького пруда неподалеку от его дома. Подолгу стоит у воды, иногда вылавливает кого-нибудь из жителей пруда, помещает в аквариум или кладет под микроскоп… И так из месяца в месяц, из года в год. Умело приправив свои собственные наблюдения сведениями из научной литературы, известный датский писатель Ханс Шерфиг написал эту небольшую, но добрую и мудрую книгу, понятную и интересную каждому.


Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион

«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».