Пропавшие люди - [5]

— Как обычно. Куда-нибудь пёхом. На трамвай у меня денег нет.

— Ну, пошли пешком, — соглашается Лена.

Она в шортах и оранжевой майке, достаточно тугой, чтобы обозначить выпуклости на груди, с забранными в хвост волосами, он шевелится и прыгает при каждом шаге между её лопатками. Шагает впереди, облизывая мороженое, фруктовый лёд на палочке, отмеряя голубыми босоножками по сорока сантиметрам напитанный теплом асфальт, прыгает по клеточкам классиков, смеясь над тем, что не в силах избавиться от девчачьих привычек. Мимо проплывает парк, спрятавшаяся за витыми прутьями забора томная зелень. Они туда не свернули — в такое время там довольно скучно, а в любое другое — много старших ребят, и карманы некоторых полны ехидных шуточек. Дальше — хлебный киоск с как всегда околачивающимся вокруг Майклом. Майк лениво махнул им хвостом, словно бы через силу поднял собравшиеся морщинами веки, открыв белесую с красными прожилками радужку.

— Как дела, Майк? — спрашивает Лена и треплет пса по голове. Это очень старый сенбернар, по какой-то причине оставшийся без хозяев и поселившийся в заброшенной песочнице за киоском, где он обычно лежал, хрустя сухарями. Больше всего на свете Майкл любит хлебные корки, чёрствые или свежие — всё равно.

Кафе «Рюмочная» с соблазнительным запахом вяленой рыбы, доносившимся, когда кто-то открывал дверь. Ядовито-зелёное графитти на стене. Кошка, свернувшаяся клубком на капоте Тойоты.

— Похоже на свидание, — хихикает Лена и берёт Арса за руку. Очень естественным движением, как будто их руки разъединились по какому-то недоразумению, и она старается поскорее положить ему конец. Лена ни разу не касалась его вот так, намеренно и надолго, и Арс чувствует, как внутри поднимается что-то значительное. Возможно, не только внутри.

Наверное, она держала его руку немного по-детски, непривычно, как будто вела за ручку ребёнка, но всё равно, до чего хорошо!

Каким-то образом они выходят на набережную, и, наблюдая след, расходившийся за кормой пароходика, Арс неожиданно для себя ляпнул:

— Не так-то просто поцеловать девочку, когда она тебе по-настоящему нравится.

А если до этого ты девочку в губы вообще не целовал, то это просто катастрофа, — ехидно закончило сознание. Арс не сказал этого вслух. Это было бы чересчур.

Лена выпускает его руку.

— ЧТО ты сейчас сказал?

— Ничего. Просто задумался.

— О ЧЁМ задумался?

— Не твоё дело, — бурчит Арс и прячет руки в карманы. — Да откуда я знаю? Задумался и всё.

Он понимает, что оправдывается, и замолкает, угрюмо комкая в кармане старый трамвайный билет. Лена требовательно и сердито смотрит на него, сжимая кулачки, будто мечтает задать ему хорошую взбучку. В уголках губ собрались складки, мочки ушей порозовели, словно приготовились покраснеть, а кончик носа наоборот стал очень белый, будто к нему прикладывали ледышку. Арса это слегка рассмешило.

Заглядывает в глаза, пытливо и жадно скрещивая взгляды, словно шпаги в фильме про мушкетёров. Чёрт, она опять так делает! Не делай так больше, — хотел сказать Арс. — Что в моих глазах ты нашла интересного? Это же не пространство под новогодней ёлкой и не конура со щенками.

Но вместо этого нагибается к ней и целует в мягкий рот, почувствовав резкий вкус киви, на миг ошалев — откуда он там? — и только потом сообразив, что это от фруктового льда.

— А… — сказала Лена. Заморгала, и глаза вдруг наполнились влагой.

Арс отшатывается от неё так, что едва не валится вниз, в воду.

— Ты чего ревёшь?

Слезинки ползут по щекам, как две большие улитки.

— Ничего. Давай ещё раз. Только на этот раз я буду готова.

Она закрывает глаза и слегка открывает липкий от мороженого рот.

И Арс целует её ещё раз, не колеблясь и не рассуждая, положив на затылок тёплую ладонь.

1995, конец июля и август.

На деле выходит, как обычно, далеко не так, как задумывалось. Арс пишет песни, большинство их остаётся у него в блокноте или в кассетном японском диктофоне. Лена напевает им какой-то мотив, чаще всего без слов, просто поток звуков и интонаций, выстроенных таким образом, что получалась мелодия. Семён подхватывает её, насвистывает, чтобы не забылась и не потерялась в суете лиц, в потоках машин и среди лотков с грушами и баклажанами. По приходу домой берётся за бас или за акустическую гитару, и за какой-то десяток минут набрасывает простенькую партию.

— У меня такое часто случается, — смущённо улыбаясь, говорит Лена. — Приходит на ум мелодия, вроде и симпотная, и напою сама себе, чтобы не забыть. И людям понравится — иногда подходят, спрашивают, что за песня. А я стою, как дура, улыбаюсь. И пока придумываю что ответить, в голове р-раз, и пусто. Обидно, хоть плач, на самом деле.

Иногда приходят слова. Они проскакивают посреди мелодии стихийно, будто смешные чёртики, иногда только показывают рожки, а иногда лезут из всех щелей, превращаясь в неуклюжую, без начала и конца и с торчащими во все стороны углами, но песню. Например, так:

 …я смотрю слепо в бесконечность,

— мурлыкает себе под нос Лена, разглядывая рисунки цветными мелками на асфальте набережной.

Запинается. Заметила. Медлит секунду и неуверенно продолжает: