Пропавшая пастораль - [47]

— Вы — Юлия?

— А вы — Виктория? — и журналистка жестом пригласила новую знакомую сесть за столик. — Как вы меня сразу узнали?

— Ну, вы же мне сказали, что в кафе сядете рядом с окном, — и она улыбнулась, кивнув на соседние столики.

Действительно, у других окон сидели только мужчины.

— Итак, Вика, не буду с вами играть в прятки, — начала Юля продуманную речь. — Вы знаете, что в картинной галерее выявлена подмена знаменитого полотна Огюста Лепажа «Юная пастушка»?

— Да, мне звонили из милиции.

— Все подозрения в изготовлении копии падают на известную художницу Лилию Галицкую, — спокойно продолжила сыщица, — которая погибла при загадочных обстоятельствах в тот же день, когда несколько полотен вернули в галерею с реставрации. А вы как раз находились там. Неужели ничего не заметили подозрительного?

— Я всё, что помнила, рассказала следователю, — как-то виновато проговорила бывшая смотрительница, — это было так давно…

— Я понимаю, — кивнула Юля, — вам было двадцать лет, — она вздохнула, — но вы, вероятно, не знаете, что десять дней назад в своей собственной квартире убита дочь Лилии Борисовны Галицкой. Ей было всего двадцать пять, и её пятилетняя дочь осталась сиротой. Я уверена, что кража картины и убийство Камиллы каким-то образом связаны между собой.

— А я помню Камиллу, — сквозь выступившие на глазах слезы, произнесла Виктория, — она приходила несколько раз к своему отцу. Леонид Федорович работал же у нас в галерее, — пояснила смущенно она и добавила, — очень красивая была девушка.

— А у вас, Вика, есть дети?

— Да, — Дроздова шмыгнула носом, — сыну уже шесть, а дочке — четыре годика.

— Вы — счастливая, — Юля прихлебнула кофе, незаметно наблюдая за собеседницей.

Виктория смотрела в окно, сдвинув брови. Потом перевела взгляд на журналистку и тихо проговорила:

— Из-за возвращения картин с реставрации Екатерина Дмитриевна приказала повесить объявление на входной двери, что галерея закрыта по техническим причинам. Потом собрала всех, кто работал в тот день, и сказала, что надо развесить холсты по местам. Она тоже помогала, — Дроздова опять посмотрела в окно, — мы всё сделали быстро, и она отпустила всех домой раньше обычного.

Юля кивнула, внутренне радуясь, что построила разговор со свидетельницей верно. Она молчала, чтобы не мешать девушке собраться с мыслями.

— А я в тот день купила продукты во время обеда в соседнем магазине и положила в холодильник, стоявший в приемной у директора, — Виктория подняла глаза на официантку, которая принесла её заказ — фисташковое мороженное.

Сыщица с нетерпением ждала продолжения.

— На радостях, что нас отпустили раньше, я забыла забрать пакет с продуктами и вспомнила, когда подошла к автобусной остановке, — она отправила большой кусок мороженого к себе в рот, будто желая охладиться и подумать.

Юля заметила, что девушка явно нервничает.

— Обещайте, что никому не расскажите то, что сейчас услышите! — Вика с надеждой посмотрела на журналистку.

— Даю честное слово, — серьезно произнесла она.

Дроздова махнула головой и продолжила:

— Я побежала назад, надеясь, что Екатерина Дмитриевна еще у себя и приемную не закрыла, — она опять сделала паузу и опустила глаза, — я влетела в приемную, схватила в холодильнике свой пакет и тихо приоткрыла дверь в кабинет директора, чтобы попрощаться. То, что я там увидела, — она опять ложкой подцепила мороженое и поднесла к губам, — меня шокировало.

Симонова неотрывно смотрела на собеседницу. Вика проглотила очередную порцию десерта и посмотрела на журналистку.

— Вы простите меня, что я так долго рассказываю. Просто за все эти годы я никому об этом не говорила. Мне было, почему-то, стыдно за них.

— За кого?

— За Екатерину Дмитриевну и Леонида Федоровича.

— Почему?

— Они делали непристойности.

— Ты уверена, что в кабинете с Яровой был именно Галицкий? — сыщица твердо посмотрела на рассказчицу.

— Да. Его было видно плохо, но на столе стояла бутылка вина, два фужера, а внизу на полу — его портфель.

— Красный с золотым запором? — вдруг спросила Юля.

— Нет, у Леонида Федоровича был такой солидный черный портфель с болотным отливом. Он всегда на работу с ним ходил.

— По моим сведениям он уже уволился из картинной галереи на тот момент. Что же он там делал? — в раздумье проговорила журналистка.

— Что он там делал, я вам уже сказала, — виновато произнесла девушка.

— А почему ты не рассказала это следователю?

— Дело в том, что Екатерина Дмитриевна — мамина подруга детства. Она выручила нас, приняв меня к себе на работу. А я на добро злом отвечать не могу. Это подло.

— Но мне-то сейчас рассказала, — улыбнулась Юля.

— Вы же сами сказали, что надо найти убийцу Камиллы и дали честное слово!

Журналистка улыбнулась и кивнула:

— Не волнуйся, Виктория, я сдержу слово. А потом ты его видела в галерее?

— Кого? — переспросила собеседница, — Галицкого?

— Да.

— Нет, в галерее — никогда, — уверенно проговорила собеседница, — помню, меня Екатерина Дмитриевна взяла с собой на поминки его жены. Сказала, что надо поддержать сотрудника, хоть и бывшего. Так он даже не посмотрел ни разу в её сторону. А когда мы с ней возвращались на работу, она по дороге плакала.