Пропала женщина - [29]

— Как мать, говорите?

— Инспектор, я вас не узнаю. Вам сегодня в голову лезут одни скабрезности. Посмотрели бы вы на нее. Не поймешь, где кончается шея и начинаются подбородки. Из таких женщин как раз и получаются хорошие домоправительницы.

Джемс захохотал.

— Джексон, дорогуша, мы с вами сработаемся. И что она, ничего полезного не сказала?

— Она ничего не знает. Ушла из дома, как всегда по четвергам, и вовремя вернулась обратно. Утром я послал человека в Илинг — проверить, была ли она у сестры. Сестра и ее муж подтверждают, что она пробыла у них весь вечер.

— Что-то у всех чересчур хорошие алиби, — сказал Джемс. — Кто-то же все же убил старика, черт побери! И никакой не посторонний. Это исключается. Ну можно ли это представить: шел человек по улице, подумал, что хорошо бы кого-нибудь ограбить, постучал в дверь, укокошил старика, позвонил врачу и ушел, не взяв ни копейки? Такого не бывает. Это был кто-то, кого старик знал; кто-то, кровно заинтересованный в смерти Холлисона. Характер удара говорит сам за себя — я прямо вижу, как это произошло. Холлисон открыл дверь, узнал гостя и получил удар по голове сзади в тот момент, когда повернулся, чтобы идти в гостиную. С посторонним — и даже с обычным гостем — он вел бы себя не так. Он бы запер за ним наружную дверь и пропустил его вперед. Это был человек, которого он ожидал, которого он так хорошо знал, что мог с ним держаться запросто. Он мог ожидать хорошо знакомого ему человека, о котором мы ничего не знаем. Но я этому не верю. Он бы сказал или сыну, или племяннику. Так что у нас остаются два вероятных кандидата — молодой Холлисон и Кросс.

— У Джеффри Холлисона нет алиби, — сказал Джексон. — Он мог успеть домой к восьми часам. Вид его, правда, внушает доверие, послужной список — великолепный, но со смертью отца он получает хороший куш. Чем не мотив? А других мотивов в этом деле не видно. Он мог быстренько все обделать и уехать, а потом явиться, запасшись легендой о поломке в моторе и измазав машинным маслом руки.

— Что-то не очень в это верится.

— Мне тоже. Но мы с вами знаем, что у убийц нет особого клейма на лице.

— Верно, — сказал инспектор, задумчиво попыхивая трубкой. — Конечно, история с карбюратором может быть и выдумкой.

— Опять же эта страничка из лекции…

— Ну, хорошо, давайте разберемся с этой страничкой. Допустим, он не забыл ее на телефонном столике, а она была весь день с ним. Он нечаянно уронил ее в прихожей. Но как это могло случиться? Все остальные странички — целая пачка — были у него в кармане. Сопротивления жертва не оказала: старик упал как подкошенный. Почему это вдруг одна страничка выбьется из пачки и упадет на пол? Я просто не могу себе этого представить. Более сомнительной улики мне в жизни не приходилось видеть.

— Вы думаете, ее подбросили?

— Убежден, хотя идея довольно глупая. Может быть, она случайно туда попала? А миссис Армстронг ничего об этом не знает? Или служанка?

— Ни та, ни другая ее не видели. Я специально спрашивал.

— Что ж, придется отправиться в колледж и порасспросить его слушателей. Не очень-то мне хочется это делать. Теперь еще один вопрос. Допустим, это сделал Джеффри Холлисон. Зачем бы он стал звонить врачу? Какой в этом смысл?

— Понятия не имею. Просто ума не приложу.

— Зачем вообще звонить врачу? — продолжал инспектор. — Какой в этом смысл? Холлисон уже умер, доктор ему не нужен, а задерживаться в доме или возле него для убийцы очень опасно. Он наверняка потратил на этот звонок драгоценные минуты тогда, когда ему больше всего на свете хотелось поскорее смыться. Он пошел на этот риск для того, чтобы точно зафиксировать время смерти, а голос изменил потому, что его голос известен многим соседям. Другой разумной причины я себе представить не могу. Вы же тоже знаете, почему убийцы так часто стараются закрепить в сознании окружающих точное время смерти.

— Разумеется — из-за алиби.

— Ну вот, Джексон, вы сами говорите, что это обычное дело. Убийцы, в общем-то, похожи один на другого. Но убийца не станет фиксировать время убийства, если у него нет алиби. Это уже было бы просто глупо. А у Джеффри Холлисона алиби нет. Зато есть у Кросса.

— Ну и как его алиби, инспектор? Держится прочно?

— Так прочно, словно его высекли из скалы. Или он не имел никакого отношения к убийству, или подстроил самое хитрое алиби, с каким мне когда-либо приходилось иметь дело. Хотите послушать про мои горести?

— Да.

— Так вот, я навестил сэра Джона Лутимера. Они не очень-то были рады меня видеть — и я их вполне понимаю. Дом был полон гостей. Лутимер занимает высокий пост в министерстве иностранных дел. Он устраивал прощальный вечер для симпатичной молодой пары, которые сегодня утром улетают — я полагаю, что уже улетели, — в Буэнос-Айрес. Мужа зовут Чарльз Эвертон. Он назначен первым секретарем посольства в Аргентине. В общем-то, более надежного свидетеля и придумать трудно. И его жена тоже внушает доверие. Спокойные, здравомыслящие люди, уверенные в себе и в своих словах. Они оба подтвердили то, что нам сказал Артур Кросс, и еще добавили разные подробности. Они обратились к нему на ричмондском кругу — сами обратились, он никакой инициативы не проявлял. Они заблудились в тумане, и он сказал, что тоже заблудился. Сказал, что едет к дяде на Уелфорд авеню, а им было нужно на Хейли крезент. Он не очень-то хотел их брать — видно было, что он не надеется что-нибудь найти, но сказал все же, что готов попытаться. В машине они обменялись несколькими вежливыми фразами. Кросс ехал потихоньку — ничего не было видно, и в конце концов они остановились. Кросс сказал, что не знает, куда они заехали. Они выглянули наружу и при свете фонарика разглядели название улицы: «Хемли авеню» — как Кросс нам и сказал. Я все тщательно проверил. Все сходится. Эвертон прочитал надпись, и его жена тоже. «Который был примерно час?» — спросил я. «Почти восемь», — сказал Эвертон. «Откуда вы это знаете так точно?» — спрашиваю, а он отвечает: «Нас ждали у сэра Лутимера к восьми. Я все время смотрел на часы. Знаете, это ощущение, будто время бежит страшно быстро, а ты стоишь на месте. Так что, если вы хотите пришить нашему другу-водителю какое-нибудь преступление, так выберите другое время, а не восемь вечера».