Промзона - [143]

Кстати, Слава, вспомни, с чего все началось. С Анастаса. С губернаторского фаворита, который решил стравить две враждебные промышленные группы, чтобы доить взятки с обоих. Ты отказался играть по правилам мелкого подлеца Анастаса. Но, уйдя от Анастаса, ты попал к Ревко, который делал то же самое – только на совершенно другом профессиональном уровне, недоступном губернаторской подстилке. Потому что Анастас, хоть и просил взятки, но хотя бы не плодил трупов.

А по мере того, как росла роль Ревко, трупы в конфликте появлялись все чаще и чаще. Ревко говорил, что трупы выгодны мне и Степану. Потому что увеличивают наше влияние. Однако была еще одна сторона, которой трупы были выгодны: это сам Ревко. Ведь, в конце концов, мы все знаем, что Александр Ревко – не производственник, не финансист и не предприниматель. Он – бывший сотрудник спецслужб. Он не умеет управлять заводами, как ты. Он не умеет захватывать заводы, как Константин Кимович. Его учили другому. Убивать. Разводить. Подбрасывать улики, мешать следы, проводить спецоперации. Именно это он и сделал. Вспомните историю с Горным! Я был уверен, что Горный рассказал о моем предложении Степану, – Степан был уверен, что Горный ответил мне отказом. На самом деле никто не знал, о чем мы договорились с Горным, – никто, кроме полпреда Ревко, к которому я приехал в ту ночь! И которого я три часа убеждал назначить Горного гендиректором «Южсибпрома»! Кстати, Ревко был слишком умен, чтобы отрицать факт моего приезда.

– Он этого не отрицал, – задумчиво сказал Извольский, – однако он как-то вскользь заметил, что говорил только с тобой, а не с Горным. И, строго говоря, ему неизвестно, согласился ли Горный на твое предложение или ты просто обеспечивал себе политическое алиби.

– А покушение, при котором погиб Фаттах? – спросил Цой, – это тоже дело рук Ревко?

– Наверное, – сказал Извольский.

Цой усмехнулся.

– Мы здесь беседуем откровенно, Слава. Если мы здесь для того, чтобы вешать лапшу на уши, можешь вон – пойти и говорить со следаками. А не с нами.

Извольский помолчал.

– После того, как ГОК утонул, – сказал Извольский, – у меня был разговор с Денисом.

– Разговор?

– Я сказал: «Сегодня на ГОКе погибли семнадцать человек. Их убил Константин Цой».

Цой неторопливо повернул голову к Денису.

– Крамер приходил ко мне, – сказал Денис, – до покушения.

– Это всем известно!

– Он предлагал убрать тебя. Я отказался.

– Несмотря на разговор с боссом?

– Да.

– И как труп Крамера оказался в болоте?

Денис помолчал.

– Крамер приехал ко мне после покушения. У него абсолютно слетела крыша и у него не было ни копейки денег. Он повторял, что Альбинос – заговоренный, и он сказал, что если я не дам ему денег, он пойдет и скажет, что его наняли мы.

– И хоронил его действительно Гриша?

– Да.

– От твоей истории воняет, Денис, – сказал Кирилл. – Ты не нанимал киллера, но киллер прибежал к тебе и киллер мертвый. Я таких историй знаешь, сколько слышал?

– Больше, чем сам сочинял? – зло бросил Денис.

– Может быть, мы будем сейчас обсуждать более конструктивные вещи, нежели вопрос о том, кто и когда замочил Лешу Крамера по кличке Самосвал… – усмехнулся Извольский, – например, судьбу наших компаний?

Цой встал, и от его тени в гостиной стало совсем темно. Поток воздуха от кондиционера едва-едва шевелил листья пальм, и в темноте могло показаться, что по гостиной вместо Цоя мягко ходит белый тигр-альбинос.

– Обсуждать более конструктивные вещи, – сказал Кирилл, – имеет смысл в одном случае: если за господином полпредом не стоит лично президент..

– Президент бы просто пригласил нас обоих в кабинет и очень вежливо попросил бы отдать наши комбинаты ему с народом, – с усмешкой заметил Цой. – Кстати, я не вижу способа отказаться.

– Хорошо, – сказал Извольский, – я… я найду способ поговорить с президентом. Мы ему все доложим.

– Что именно? – уточнил Цой.

– Все.

– Да, – задумчиво сказал Цой, – ты все расскажешь президенту, а Ревко все подтвердит. Ревко охотно скажет, что да, он убил бандита, авторитета, державшего в страхе половину российской металлургии, человека, чье имя было вызовом закону и Кремлю. «Ведь менты не могли его посадить, потому что были им куплены, – скажет Ревко, – а я его убил». А еще ты расскажешь президенту, что полпред Ревко мечтает создать государственную металлургическую компанию, доходы с которой должны поступать не в наш с тобой преступный частный карман, а в государственный оффшор для блага будущей России. А потом он вспомнит, как я утопил твой ГОК, а ты нанял Крамера, чтобы убить меня, и скажет: «вот я и не хотел, чтобы такие люди правили бал в России». И чем ты думаешь, это кончится? Тем, что президент поскребет лоб да и скажет: «А что, Александр Феликсович прав. Поставьте-ка активы на базу». Тебе не кажется, что мы сожрали все приманки, которые подкинул нам Ревко?

В гостиной стало очень тихо. Только шелестели листья пальм, едва колеблемые кондиционером, да в камине гудели березовые полешки, – ровные, идеально наколотые, специально привозимые каждую неделю выделенным для этого человеком. В полутьме на столике поблескивала бутылка дорогого коньяка, который стоил столько же, сколько зарплата рабочего на любом заводе любого из присутствующих, – бутылка была начата и разлита, но никто из четырех человек, сидевших в гостиной, к коньяку и не притронулся.