Промежуточная станция - [5]

Мальчишку-газетчика она больше не встретила.

— Легко нашли дорогу? — спросил бригадефюрер, когда Мария ровно в четверть седьмого вошла в его кабинет.

Мария устало расправила плечи.

— Это оказалось непросто. Вероятно, мне следует сосредоточить внимание на самом важном, все второстепенное не замечать. В начале работы, пожалуй, труднее всего отделить одно от другого.

Бригадефюрер искал на столе какую-то бумагу. Утром стол блистал чистотой, теперь же на нем возвышалась груда папок, лежали стопки неразобранных документов вперемешку с мусором, не поместившимся в корзину для бумаг.

— В чем там дело с мальчишкой-газетчиком? — неожиданно спросил бригадефюрер.

— У него были вчерашние и позавчерашние газеты.

— Вот как? Внесите это в отчет. Ваше рабочее место там. — Он указал на откидной столик у стены с полками. — Отчеты будете составлять сразу по возвращении. Дома вам не дадут работать дети.

«И дома меня не так-то легко держать под контролем», — подумала Мария.

— Кстати, где вы были до того, как встретили газетчика?

Мария помедлила с ответом.

— Я заблудилась, — сказала она наконец, низко опустив голову. — Я плохо умею обращаться с картой. Мне никогда не приходилось жить в таком месте, где людей было бы больше, чем я в состоянии запомнить.

Бригадефюрер кивнул и усадил ее в кресло.

— Пишите же, — сказал он, — дайте подробное описание.

Он продолжал стоять за спиной, не снимая руки с ее плеча, и Мария чувствовала, как его рука словно присваивала ее тело. Горячая волна стыда залила ей шею и щеки, бросилась в голову.

В середине отчета, описывая свой визит в Садовый переулок, она вдруг написала: «Идешь неизвестно куда и приходишь неизвестно зачем».

Бригадефюрер, все время следивший за тем, что она пишет, остановил ее, взяв за руку.

— Постарайтесь писать ясно и точно, — сказал он. — А кроме того, научитесь не вникать слишком глубоко в суть событий. Вы понимаете мою мысль? Фразы вроде той, что вы написали сейчас, выкиньте из головы. Мы не уполномочены все знать, даже если бы и могли знать все. Государство наделено сущностью, превышающей представления обычного гражданина. Понимаете? Мы не вправе иначе реализовать свои стремления, кроме как быть обычными, добропорядочными гражданами.

Он выпустил ее руку и кивком головы показал, что она должна продолжать работу.

— Отчет о встрече с продавцом газет неточен. Вы разговаривали с ним дольше.

— Он запросил двойную цену за старые газеты.

— А вы?

— Я хотела заплатить, потом заколебалась, а потом все же дала ему деньги. Я хотела знать, о чем написано в газетах, которые он продает по двойной цене, дороже свежих выпусков.

— Вам известно, что вы получите премию, если ваши донесения послужат основанием для ареста подозреваемых? Вам ведь хочется переехать из этого ужасного дома, куда вас поселили?

Мария обернулась.

— Комендант неплохо следит за порядком.

— В самом деле? Рад слышать. А как ваш муж? Он уже дал о себе знать?

— Я не уверена. Думаю, это он прислал мне адрес Учреждения. Кажется, это был его почерк.

— Он прислал вам адрес Учреждения? — Бригадефюрер в замешательстве подался вперед. — Каким образом?

— Письмо пришло по почте через несколько часов после нашего переезда.

— Разве не комендант вас к нам направил?

— Нет, — сказала Мария.

Бригадефюрер принялся расхаживать по кабинету.

— Опишите, как выглядел почтальон.

Мария задумалась, но ничего вспомнить не смогла.

— В этот день мы были в полной растерянности. Я видела эти трупы. Джон и Тереза мне не поверили, они решили, что я все выдумываю, и настаивали, чтобы я об этом больше не говорила. Они напомнили мне о том странном телефонном звонке, но ведь он-то как раз и подтверждал, что я права. Именно в этот момент пришел человек с письмом. На нем была форма почтальона, и вел он себя грубо.

— Довольно об этом. — Бригадефюрер показал Марии папку для документов и приказал запомнить номер. Затем он так же неожиданно отпустил Марию домой.

Было уже совсем темно. Фонари в боковых улочках не горели. Магистрат боролся за экономию электричества.

Дождь снова лил как из ведра, и за его потоками пропадали редкие отблески освещенных окон. У Марии было такое чувство, что она сбилась с пути и забрела в незнакомую часть города. Тем неожиданнее для себя она вдруг оказалась на огромной площади перед собором, фасад которого был освещен почти как днем. Мария быстро дошла до ворот дома и, накрытая тьмой подворотни, на ощупь стала пробираться к парадному во дворе. Откуда-то донесся металлический лязг. Шум шел от площадки с мусорными бачками. Мария обернулась и увидела луч света, начинавшийся совсем низко над землей, словно он шел ниоткуда. Луч скользнул по брусчатке к ее ногам, затем осветил ее целиком.

— Гляди-ка, наша новая соседка, — произнес хриплый женский голос. — Вы ведь не станете доносить на меня в Учреждение? Я не нарушаю законов. Просто собираю всякое старье. Люди выкидывают все подряд, иногда попадаются очень хорошие вещи, которые еще сгодятся такой пропащей душе, как я.

Мария заслонила глаза рукой.

— Не светите в лицо, — сказала она. — Прошу вас. Глазам от света больно.

— Меня зовут Милена Рук, — продолжал из темноты женский голос, — на тот случай, если вы все же станете доносить. И чтобы вам не пришлось наводить справки у коменданта — я живу здесь, на первом этаже, рядом с помойкой. Когда жильцы плохо закрывают крышки, вонь несет прямо в мою кухню.