Промежуточная станция - [36]

Джон поднял голову.

— Черт побери, о чем это ты? Что я должен видеть?

— Мир, скрывающийся за внешней оболочкой, — сказала Мария.

— Вот как. — Джон обеими руками вцепился в край стола. Глоток шнапса сейчас был бы кстати. А потом заткнуть уши шариками из воска. — Ты хоть понимаешь, что говоришь?

— Джон, прошу тебя…

— Тереза, ведь это все несерьезно. Она хочет уйти. Когда она так говорит, она словно издевается надо мной. Мне ее жалко, мне тяжело смотреть на нее, и я очень хочу ей помочь, вот только как?

— Да, только как? — Мария вернулась к столу и села. — В конце допроса, когда им так ничего и не удалось выудить из меня, по крайней мере ничего такого, что им пригодилось бы, меня заставили подписать признание. Речь шла не о том, чтобы я призналась в конкретном преступлении, а о том, чтобы я просто признала себя виновной. В глазах Учреждения люди всегда в чем-то виноваты. И за это они станут преследовать и тебя, и Терезу, и детей.

— Проклятье, ведь мы не сделали ничего противозаконного.

— Это не имеет значения.

— Скажи, что это за страна такая? Куда нас занесло? Ты уходишь утром и возвращаешься в таком вот виде. А потом рассказываешь, что в глазах Учреждения все мы виновны. Мы виновны? Мы?

— Может быть, и да, — сказала Мария. — Может, в этом есть доля истины.

— Да что ты! В чем же мы виновны?

— В том, что верили в эту ложь.

Джон сцепил пальцы обеих рук, чтобы дрожь была не столь заметна. Он уже был готов вскочить с места и уйти прочь. Ему нужно было выпить. Ему срочно нужно было выпить, чтобы руки больше не дрожали и чтобы он мог снова соображать что к чему, но сейчас ему было не уйти.

— Мария, я пытаюсь тебя понять, но не могу. Мы почти всего достигли. У нас есть квартира, работа, и если детям захочется сладкого, я могу теперь им сказать: хорошо, пойдем и купим.

— Ты доволен жизнью, так ведь?

Он кивнул и сам себе показался очень жалким. Марии нужен был другой ответ, но Джон его не находил.

— Если я уйду, — неожиданно сказала Мария, — вы позаботитесь о детях?

— Что ты надумала? — Джон смахнул крошки со стола. — Уйти без детей?

— Ты нам все рассказала, что хотела? — спросила Тереза.

— Нет, пожалуй, не все. Я не знаю. Дело обстоит еще хуже, чем вы думаете.

— Насколько хуже?

Вместо ответа Мария пожала плечами. Джон ждал ее слов, но она продолжала молчать, и он взорвался от негодования.

— Тебе эти загадки доставляют удовольствие? Мне нет. — Он ударил кулаком по столу, и Тереза бросилась к нему, чтобы успокоить. — Тише, — сказала она, — разбудишь детей.

— Разбужу детей? — Он оттолкнул ее. — Пусть вернется Роланд. Он должен помочь Марии. Он снова должен быть с ней. Оставить нам детей — что за бредовая идея. До этого я думал, что нам не стоит беспокоить Роланда, он ведь знает, что делает. Как видно, знает, да не совсем.

— Он знает, — произнесла Мария бесцветным голосом. — Сядь, пожалуйста. На меня напали друзья Роланда, и они не просто хотели меня избить, они хотели убить меня.

Джон с изумлением взглянул на нее.

— Они не могли быть его друзьями, — сказал он. — Это невозможно. — Он больше ничего не понимал. Он был не в состоянии соображать, не мог сидеть спокойно, вообще ничего не мог.

— Ты должна верить ему, — проговорила Тереза. — Может, он ждал, что ты будешь поставлять ему информацию об Учреждении, а ты этого не сделала.

— Но ведь это… — Джон поднялся. — Перестаньте. Прекратим эти разговоры. Не теперь… После. Я слышать больше ничего не хочу. Мне нужно на свежий воздух. От всего этого повеситься можно. Дай мне ключ от подъезда. Я хочу прогуляться немного и все обдумать. Здесь мне ничего не лезет в голову.

Тереза покачала головой и застывшим взглядом смотрела перед собой.

— Дай ключ, — потребовал Джон. Ему нужно было уйти. Надо оставить их одних, а самому попытаться любым способом прояснить себе мозги, если от него хотят чего-то вразумительного.

— Дай ключ, — повторил он. Тереза не сдвинулась с места, и тогда он выдернул один из ящиков стола и вытряс его содержимое на пол. Ключа там не было. Потом он схватил корзинку с шитьем. Затем дошла очередь до кухонной посуды. Все произошло так неожиданно, что Тереза не смогла ему помешать, только в страхе отшатнулась к стене. Джон нашел ключ в сахарнице. Он сунул его в карман и, чертыхнувшись еще раз, вышел из квартиры.

— Он не в себе, — сказала Тереза. — У него совсем худо с головой.

— Да, — сказала Мария, — у нас у всех очень худо с головой. — Она нагнулась, чтобы поднять с пола ящик. Хранившиеся в нем ложки и вилки она принесла из Учреждения, со склада, штопор и большой кухонный нож захватила, уходя из деревни. Чайное ситечко купила здесь, в городе.

— Ты помнишь, как на Севере сцеживают чай? Накрывая кастрюлю полотном. Это занимает столько времени. — Она потрогала пальцем острие ножа. Тереза подбирала нитки, высыпавшиеся из корзинки.

— Ты всерьез говорила? — спросила она после долгого молчания.

— О чем?

— О том, что уйдешь и оставишь детей на нас?

Мария кивнула.

— И о том, что тебя хотели убить?

— Да.

— Как это ужасно звучит, и как спокойно ты об этом говоришь.

Пьер забормотал что-то во сне, его было слышно из-за стенки. Мария хотела взглянуть на него, но Тереза остановила ее.