ProМетро - [2]

Что-то я совсем загрузился сегодня. Пора, давно пора в отпуск! Завтра же и поговорю с шефом! Крепостное право, в конце концов, давно уже отменили. Рабовладельческое, кстати, тоже…

Да Бог с вами, если для вас это важно, сегодня поверну направо! Сэкономлю эти никому не нужные пять минут, чтобы потом думать, как получше их убить. Все!

Я замер на секунду под свисающим с потолка табло с названиями станций – ни дать ни взять витязь на распутье – и решительно повернул направо. Легкая пробежка – и двери последнего вагона с неприятным шумом захлопнулись за моей спиной, а скрипучий голос Буратино, замученного тяжким похмельем, откуда-то сверху и чуть слева сообщил, что «Павеле…»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВВЕРХ ПО КОЛЬЦУ

Глава первая …цкая. Осторожно, двери…

Я обвел вагон спокойным, не пристальным взглядом. Пассажиров оказалось немного, что и неудивительно в столь поздний час. На ближайшем ко мне сиденье – пенсионер в темных очках, похожих на токарные. Справа от него дремлет классическая «дама с кошелкой». Прямо напротив – парень с красным лицом, если не сказать «рожей», в очках с сильными диоптриями. Глаза за стеклами – как две бледные рыбины, взирающие на мир сквозь мутное стекло аквариума. Рядом – парочка тинэйджеров, явно гетеросексуально ориентированных. Он – выбрит под ноль, она – совсем наоборот. Еще несколько пассажиров теряются в уходящем в перспективу интерьере вагона. Ничего особенного, лишь в одном месте мой взгляд замирает, споткнувшись о чей-то внушительных размеров бюст, плохо замаскированный белым свитером.

Я сел по левую руку от пенсионера в очках. И уже спустя мгновение понял, что, совершил ошибку, но не пересаживаться же теперь! От пенсионера отчетливо пахло тройным одеколоном. По крайней мере именно таким я всегда представлял себе его запах. Ну да ладно, потерпим; это еще не худший аромат, с которым можно столкнуться метро.

Странно, старик-то не похож на алкоголика. Обычный пенсионер, одет в парадное: черный френч и штаны с лампасами. Если учесть еще эти токарные примочки – просто man in black на пенсии получается. И в лице, кстати, что-то от Томми Ли Джонса. Может, морщины? А еще у старика вся грудь в медалях. Плащик, наверное, специально не накинул, чтобы всем видно было: вот идет герой! Которому легче замерзнуть на ноябрьском морозе, чем остаться без внимания окружающих.

Меня такие почти не раздражают. До тех пор пока не затягивают свою вечную заунывную песню. О том, как хорошо им жилось при Сталине, при Брежневе… реже – при Горбачеве, и как плохо стало сейчас. Или о мизерной пенсии. Или о том, что нынешнее поколение сплошь состоит из наркоманов и моральных уродов. Правда, нынешним поколением старики считают скорее тинэйджеров, чем моих сверстников. Мы-то уже проходили в моральных уродах положенное время, успешно преодолели двадцатипятилетний рубеж, и теперь великодушно амнистированы. Но слушать постороннее нытье все равно неприятно.

Занятные очки у старика, я только сейчас разглядел. По форме напоминают токарные, а вот цвет стекол… если это не побочный эффект плохого освещения… стекла кажутся немного разноцветными. Одно почти черное с уклоном в зеленый, другое как будто темного-красного цвета. Или они так поляризуются?

Ну вот! Чего боялся… Старик заметил мой к нему интерес и обернулся в мою сторону. Пьяно улыбнулся, будто старому знакомому, и заговорил с таким облегчением в голосе, словно мое появление освободило его от многолетнего обета молчания. Стоило ему заговорить, исходящий от старика аромат дешевого парфюма странным образом усилился.

– Ты посмотри, до чего эти сволочи страну довели! – начал он, опустив ненужное предисловие.

Ну, а я что говорил?

Стараясь не раздражать без нужды пьяного человека, изображаю заторможенного:

– Какую страну-то, дедушка?

– Э-эх! – Явное неодобрение в голосе. – Уже и не помнят, в какой стране живут! Забыли Россию-матушку. А ведь она-то все помнит! Все…

Он на пару секунд замолчал, расчувствовавшись, потом продолжил с вызовом:

– И в эти руки мы вынуждены передавать рычаги управления? А?

– Какие рычаги-то? – начинаю сердиться я. – Какие рычаги? У меня вот – только маленький рубильничек, мне по уши хватает. Мозоли уже натер об этот рубильничек.

– О-о-ой, – простонал пенсионер. – Какие рычаги… Не-е-ет, когда я был таким как ты… – он пошевелил губами, подбирая самые действенные слова, и закончил грозно, но непоследовательно, – я таким не был!

На этом старик отключился. Голова безвольно откинулась на спинку сиденья. В таком положении стало отчетливо видно, что очки у него действительно двухцветные.

Вот и славненько! Я незаметно огляделся: не обратил ли кто внимания на наш словесный спарринг. Соседка справа по-прежнему дремлет, намотав на запястье ручки большой холщовой сумки в полоску. Тинэйджерам, похоже, вообще ни до кого. Зато сосед напротив смотрит на меня с фальшивым сочувствием во взгляде. По широкой ухмылке видно, что наблюдаемая сцена доставила ему удовольствие. Слегка улыбаюсь в ответ, пожимаю плечами, мол, с кем не бывает?

Лицо парня очень скоро снова утратило какое бы то ни было выражение, остался только цвет – устойчивый, красный. Из сумки, лежащей на коленях, парень достал пол-литровую банку светлого «Хольстена» и открыл пиво движением, каким пехотинец выдергивает чеку из гранаты. Из образовавшегося в крышечке отверстия с громким шипением ударил фонтанчик пены, и парень быстро припал к нему губами, чтобы не забрызгать куртку и брюки. При этом обнаружилось, что несколько передних зубов у него металлические. Судя по звуку. Дзинь! Парень кончил пить и рукавом стер остатки пены с подбородка. Под ногами у него лениво перекатывались две искореженные банки, по форме напоминающие те же гранаты, но с полностью израсходованным боезапасом.