Прометей, том 10 - [20]

Шрифт
Интервал

Так, мысль о том, что «ничто так не бесчестит, как покровительство», узнаём мы в словах монолога Алеко над колыбелью сына:

Что бросил я? измен волненье,
Предрассуждений приговор,
Толпы безумное гоненье
Иль покровительства позор
(IV, 451—452),

и в приведённых вариантах его — «Ни покровительством… Ни клеветой…» (IV, 446).

Стих «Толпы безумное гоненье» — поэтическая трансформация мысли Пушкина в письме о том, что он мало заботится о мнении света.

Утверждение — «покровительство и дружба — две вещи несовместные» — наконец, потеря веры в дружбу, столь высоко ценимую Пушкиным с лицейских времён — «Не очень-то я знаю, — кто они — эти мои друзья», — всё это выразилось афористически спустя полгода в стихотворении, исполненном горечи:

Дружба
Что дружба? Лёгкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор
(II, 460).

Приведённые сопоставления подтверждают гипотезу о том, что монолог Алеко создан под влиянием мысли о предстоящем рождении у Воронцовой ребёнка от Пушкина. Только неотвязными думами о грядущем событии можем мы себе объяснить такое запоздалое добавление к законченной поэме, добавление, вызванное не органическим требованием искусства, добавление, так и не нашедшее места в поэме.


В январе 1825 года пишет Пушкин стихи на французском языке.

Почему по-французски?

По обычаю, распространённому в ту эпоху в дворянских семействах, Пушкин сочинял в раннем детстве французские стихи; в лицее писал он французские стихотворения, большинство которых для француженки Марии Смит, урождённой Шарон-Лароз. Написал он на французском языке позднее, в 1821 году, две беспощадные эпиграммы — на француженку Аглаю Давыдову, урождённую герцогиню де Грамон. И вот в 1825 году вновь пишет он стихи на французском языке — в последний раз.

Это поэтические, необыкновенно тонкие стихи об увядшей розе. Они предназначались для польки, но женщины французской культуры, во всяком случае — французской речи, — Воронцовой.

Здесь приведу лишь мнение поэта С. П. Боброва (в ответ на мою догадку): «Конечно, это ей: Элизей, Элизий, — это же звуки её имени — Элиза» (вспомним и «Прозерпину»).

Quand au front du convive, au beau sein de
                                                            Délie
La rose éblouissante a terminé sa vie
Soudain [se détachant] de sa tige natale
Comme un léger soupir sa douce âme s’exhale,
Aux rives [Elysées] ses mânes parfumés
Vont     charmar du Léthé les bords inanimés
(II, 376).

Перевод:

Когда на челе пирующего, на прекрасной
                                             груди Делии
Ослепительная роза кончила жизнь
                                                         свою
Внезапно [отрываясь] от родного стебля,
Как лёгкий вздох её нежная душа
                                              испаряется,
У берегов [Элизийских] благоуханные
                                                    тени её
Зачаруют безжизненные берега Леты
(II, 1206).

Стихотворения Пушкин не закончил и написал — тут же, на этом же листе — стихи на русском языке на ту же тему. Он опустил лишь мотив первого стиха — античный образ пирующего в венке и вневременной образ женщины с розой на груди.

Здесь только увядающая роза, и даже розы.

Лишь розы увядают,
Амврозией дыша,
[В Э<лизий>] улетает
Их лёгкая душа.
И там, где волны сонны
Забвение несут,
Их тени благовонны
Над Летою цветут
(II, 377).

Здесь отзвуки рифмы из черновика «Прозерпины»:

Льются Леты струи <сонны>
Немы рощи <благовонны>
(II, 833).

Образ здесь ещё тоньше: благовонны не рощи, а тени роз (в значении загробные тени).

Это образ из французского текста:

ses mânes parfumés.

Четырёхстопный хорей «Прозерпины» переплавил поэт в трёхстопный ямб — «Лишь розы увядают…» — и достиг этим ещё большей лёгкости в выражении образа.

Сперва написал он:

В Элизий отлетает.

Звук показался чуткому слуху поэта тяжёлым для выражения души розы, и появилась замена благозвучным:

В Элизий улетает
Их лёгкая душа.

Быть может, в это же время, в какие-то светлые дни, живая натура Пушкина победила надлом, и поэт пишет стихотворение, овеянное мягким воспоминанием. Мы узнаём в нём уже знакомый пейзаж «пещеры дикой», «приюта любви».

В пещере тайной, в день гоненья,
Читал я сладостный Коран,
Внезапно ангел утешенья,
Влетев, принёс мне талисман.
Его таинственная сила
<                                 >
Слова святые начертила
На нём безвестная рука
(II, 475).

«Ангел утешенья»… Этот образ мы знаем по стихам «Младенцу». Там назван этими нежными словами младенец, здесь — она.

И вот — новое выражение страдания. Пушкин воспользовался старым черновиком стихотворения 1823 года «Когда любовию и счастьем утомлённый…».

При новом обращении к этому тексту тема круто повёрнута. Здесь — страданье! Страданье воинствующее. Поэт боится, что теряет любимую, он жаждет возродить её чувство, память о себе.

Желание славы
Когда любовию и негой упоённый,
Безмолвно пред тобой
                                коленопреклонённый,
Я на тебя глядел и думал: ты моя;
Ты знаешь, милая, желал ли славы я;
Ты знаешь: удалён от ветреного света,
Скучая суетным прозванием поэта,
Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал

Рекомендуем почитать
Тайна смерти Рудольфа Гесса

Рудольф Гесс — один из самых таинственных иерархов нацистского рейха. Тайной окутана не только его жизнь, но и обстоятельства его смерти в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году. До сих пор не смолкают споры о том, покончил ли он с собой или был убит агентами спецслужб. Автор книги — советский надзиратель тюрьмы Шпандау — провел собственное детальное историческое расследование и пришел к неожиданным выводам, проливающим свет на истинные обстоятельства смерти «заместителя фюрера».


Строки, имена, судьбы...

Автор книги — бывший оперный певец, обладатель одного из крупнейших в стране собраний исторических редкостей и книг журналист Николай Гринкевич — знакомит читателей с уникальными книжными находками, с письмами Л. Андреева и К. Чуковского, с поэтическим творчеством Федора Ивановича Шаляпина, неизвестными страницами жизни А. Куприна и М. Булгакова, казахского народного певца, покорившего своим искусством Париж, — Амре Кашаубаева, болгарского певца Петра Райчева, с автографами Чайковского, Дунаевского, Бальмонта и других. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Издание второе.


Октябрьские дни в Сокольническом районе

В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.


Тоска небывалой весны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.