Промах киллера - [17]

Особой активностью отличался смуглолицый парень в зеленых плавках. Он был быстрее всех и играл довольно профессионально. На его правой щеке притягивало взгляд родимое пятно удлиненной формы. Это явно Родимчик, правая рука Рэма, о котором рассказывала Велта. По левому краю поля, растопырив руки, бегал Солдатенок.

Я перевел взгляд на лавку, где находились болельщики, и от удивления едва не разинул рот. Вторым справа сидел не кто иной, как сам Шашлык. Его лицо напоминало свиной окорок, долго вялившийся на солнце. Глаза заплыли жиром, и сквозь эти щелочки он вряд ли мог разглядеть меня. Тем не менее рисковать я не стал и, свернув к самой кромке воды, смешался с толпой праздношатающихся. Я поймал себя на мысли, что живой Срань Иванович для меня предпочтительнее, чем мертвый. Но и опаснее.

Прежде чем отправиться в свои новые апартаменты, я постоял на дюнах и полюбовался заходом солнца.

В Анголе вечерние зори напоминают остановившуюся раскаленную лаву. На такое небо жутко смотреть, а когда глядишь, в голову лезут мысли не лирические, а о конце света.

Молоденькая парочка прошла в обнимку в сторону корпуса. Им наплевать на все сложности мира, они балдели от самой простой близости.

Естественно, я тут же подумал о Велте — на душе потеплело, никаких пошлых фантазий, просто возникла перед мысленным взором как живая. Скоро увижу воочию. Завтра похороны ее мужа.

Ночь пройдет быстро, а утром, часов в пять, я отправлюсь в Пыталово.

Перед тем, как пойти спать, я спустился вниз и направился в сторону улицы Йомас, где возле кинотеатра находятся телефоны-автоматы. И первый же звонок — по-снайперски в точку. Я сразу по голосу узнал Сухарева. Он говорит с такими затяжными паузами, словно собирается прожить двести лет.

— Если завтра свободен, давай где-нибудь встретимся, — сказал я.

— А кто это? — не врубился сразу Сухарик. Пришлось напомнить о полковой гауптвахте, где он ходил в замах начальника.

— Твой бывший клиент, которому ты на губу таскал грецкие орехи. Вспомнил?

Хоть тугодум, но про орехи вспомнил: наверное, никто за время его службы с такой просьбой к нему не обращался.

— А-а-а… Зачем встречаться?

— К общему интересу, — сказал я и стал ждать, когда кончится вечная пауза.

— Ладно, где?

— На привокзальном почтамте… Послезавтра.

— Только предупреждаю: если хочешь меня использовать…

— Договоримся, Сухарик. В шесть вечера и без опозданий.

Глава шестая

Уже лежа в постели, вспомнил про записную книжку Солдатенка и его визитные карточки, которые вместе с документами и деньгами находились в его портмоне. Начал с визиток. На первой, довольно простенькой, значилось: «Никифоров Н.И. Владелец». Коротко и ясно. На другой, с сине-красной эмблемой, довольно известная в республике фамилия журналиста, пишущего на экономические темы.

Неожиданно обнаружились две визитные карточки известных депутатов Сейма. Один курировал комиссию по государственной безопасности, второй — занимал довольно высокий пост в министерстве иностранных дел. Что могло связывать их с уголовником? Впрочем, на то и визитная карточка, чтобы переходить из рук в руки…

Затем пошли титулы помельче: менеджеры, коммерческие директора СП, банков, какой-то босс из министерства приватизации…

И вдруг взгляд словно споткнулся. На глянцевой бумаге каллиграфическим почерком было выведено: «Велта Краузе». Шли номера телефонов, адрес офиса и факс. Я перевернул карточку — на обороте расхлябанным почерком, без точек и запятых, был записан ее домашний адрес, а под ним другим почерком и другим цветом приписка: «Пыталово, узнать через мужа». Запоздалая, а потому бесполезная для меня информация. И все же я до озноба испугался за Велту, мучило бессилие что-либо изменить в ее судьбе. Я открыл банку с пивом и вышел на веранду. Море уже забывало о прошедшем дне, о шумных отдыхающих и словно предавалось глубинным своим размышлениям. Справа проблескивали лиелупский и мангальский маяки. Но эти безобидные огоньки порождали не успокоение, а тревогу.

Усилием воли заставил себя заснуть, чтобы ровно в четыре быть на ногах.

Утром я сбегал к морю и окунулся, незамутненная вода была чертовски холодной. Сырой от ночной росы песок приятно холодил ступни.

Наскоро перекусив, я отправился за машиной. До похорон оставалось одиннадцать часов, а дорога предстояла долгая.

Езда по утренней зорьке — одно наслаждение. Ни машин, ни людей.

На границе с Ригой, на только что открывшейся бензоколонке залил полный бак и проверил давление в шинах.

Центр города еще был безлюден, и я быстро добрался до Юглы, чтобы оттуда, выехав на Псковское шоссе, дать волю восьмидесяти «лошадям» моего «ниссана».

К границе подъехал около семи часов. Проверку проводили добросовестно и, кроме паспорта, потребовали еще техпаспорт и водительские права. И это не удивило: в Латвии ежесуточно угоняется до двух десятков автомашин, след которых теряется в туманных далях России.

Через полчаса я уже был в Пыталово.

Машину подогнал к городскому отделу милиции и поставил метрах в тридцати от него. Пешком я добрался до Утрои и уже знакомой дорогой направился к дому, где жила Краузе.

Вот та самая толстая колода. Трава еще была мокрая, и штиблеты, купленные на рынке за четырнадцать латов, на глазах превращались в нечто сморщенное и расплющенное.