Пролейтесь, слезы… - [35]

– Зачем? – удивился Джейсон. Он всегда стремился избегать подобного; и если оно начиналось, говорил себе: пора сматываться.

– Скорбь объединяет тебя с тем, что ты утратил, – сказала Руфь. – Это слияние. С любимой вещью или человеком, который ушел. Своего рода раздвоение – ты как бы уходишь, однако какое-то время следуешь за тем, что ты потерял. Помню, однажды у меня была любимая собака. Мне было тогда семнадцать или восемнадцать лет. Собака заболела, мы отвели ее к ветеринару. Нам сказали, что она проглотила крысиный яд; в ближайшие сутки станет ясно, выживет она или нет. Я пошла домой, около одиннадцати вечера, не выдержала и уснула. Ветеринар должен был позвонить утром и сообщить, пережил ли Хэнк эту ночь. Я проснулась в половине девятого и попыталась собраться перед звонком. Пошла в ванную, хотела почистить зубы… и вдруг увидела Хэнка. Он медленно, с достоинством поднимался по невидимым ступенькам. Пересек по диагонали всю комнату и исчез в правом верхнем углу. Ни разу не оглянулся. Я поняла, что он погиб. В этот момент зазвонил телефон. Ветеринар сообщил, что Хэнк сдох. Но я видела, как он поднимался вверх. Конечно, я испытала невыразимое горе, я перестала себя ощущать и последовала за ним, вверх по проклятым ступенькам.

Некоторое время они оба молчали.

– Потом, – продолжила Руфь, – горе отступает и ты возвращаешься в реальный мир. Но уже без того, кого любишь.

– Тебя это устраивает?

– Разве у меня есть выбор? Ты плачешь, очень много плачешь, и, поскольку ты не до конца вернулась, частичка твоего сердца остается там. Ранка, которая никогда не заживает. А когда подобное происходит вновь и вновь, от сердца уже ничего не остается и ты больше не можешь испытывать скорбь. Наступает момент, когда ты сама готова умереть. Ты поднимаешься по наклонной лестнице, а кто-то остается, чтобы скорбеть по тебе.

– На моем сердце ранок нет, – сказал Джейсон.

– Если ты сейчас уйдешь, – произнесла Руфь хриплым голосом, но с неожиданной для нее выдержкой, – я испытаю настоящую скорбь.

– Я останусь до завтра, – сказал Джейсон. – Раньше они не успеют установить подделку в моих документах.

Неужели Кэти меня спасла? – подумал он. Или уничтожила? Кэти, которая меня использовала. Которая в свои девятнадцать лет знает больше, чем мы оба, вместе взятые. Больше, чем мы узнаем за всю свою жизнь.

Как и положено настоящему лидеру боевой группы, она вначале полностью его уничтожила. Зачем? Чтобы он собрался и стал сильнее? Вряд ли. Хотя вполне реально. Не следует забывать о такой возможности. Джейсон чувствовал по отношению к Кэти странное, циничное доверие. Одна половина его сознания воспринимала ее как абсолютно надежного человека, в то время как другая половина видела в ней неуравновешенного, разболтанного предателя. Совместить эти образы ему не удавалось.

Может, мне удастся свести воедино мои параллельные представления о Кэти прежде, чем я уйду отсюда? – подумал Джейсон. Утром. А может, рискну остаться еще на один день. Хотя это будет уже слишком. Я не знаю, насколько четко работает полиция. Они неправильно записали мое имя, потом вытащили чужое дело… Может, у них повсюду такой бардак. А может, и нет.

О полиции у него тоже были противоположные мнения. Поэтому, словно кролик Эмили Фассельман, он замер там, где был. В надежде, что все остальные знают правила игры: нельзя уничтожать того, кто не знает, что ему делать.

Глава 12

Четверо одетых в серую форму полицейских сгрудились у мерцающего в ночной темноте фонаря в форме старинного факела.

– Осталось две квартиры, – почти беззвучно прошептал капрал и выставил два пальца. В другой руке он держал список жильцов. – Миссис Руфь Гомен из двести одиннадцатой и некий Ален Муфи из двести двенадцатой. С кого начнем?

– С Муфи, – сказал полицейский в форме и постучал пластиковой дубинкой по ладони. Конец операции был близок, и ему не терпелось поскорее освободиться.

– Значит, двести двенадцатая, – произнес капрал и потянулся к звонку. В последний момент он, однако, передумал и тихонько нажал на ручку двери.

Отлично. Один шанс из десяти, но иногда срабатывает. Дверь оказалась незаперта. Полицейские вглядывались в темную гостиную, заставленную пустыми и полупустыми бокалами. Несколько бокалов стояли прямо на полу. Пепельницы были переполнены окурками. Покурили и разошлись, определил капрал. Все, кроме, пожалуй, мистера Муфи.

Полицейские вошли внутрь, освещая фонарем стены непомерно дорогой квартиры. Ни единого звука или движения. Лишь откуда-то издалека доносилось приглушенное бубнение радио.

Капрал прошел по застилающему весь пол ковру и толкнул дверь спальни.

На широкой двуспальной кровати лежал мужчина. Плечи и руки голые, одежда валяется на стуле. Вот и мистер Ален Муфи, спит себе спокойненько в собственной квартире. Хотя… он тут, похоже, не один. Под простынями угадывалось еще одно тело. Не иначе как миссис Муфи, подумал капрал и, повинуясь мужскому любопытству, направил на нее свет фонаря.

В ту же секунду Ален Муфи, если это, конечно, был он, вздрогнул и зашевелился. На мгновение он приоткрыл глаза и тут же резко сел, пытаясь разглядеть вошедших.